» Первая » Вторая » Третья » Четвер » Пятая

Портрет Исаака Левитана работы Алексея Степанова

Как всякий вечер, холст навевает грусть. И эта скрытая борьба ликующих теплых тонов уходящего дня, радостных и звучных, невольно подчеркивается пепельностью наступающих летних сумерек, тронувших косогор, колокольню и домик. Городок притих. Вся картина наполнена удивительной музыкой молчания, так много рассказывающей нашему сердцу. Чистота, какая-то девственность, нетронутость, лирика длящегося секунды мига, остановленного навсегда Левитаном, делают эту картину значительной в истории русского искусства, предваряющей многие творения следующего века.

Главное, что отличает этот пейзаж, то, что художник приемлет всю эту напряженную интимность. Полотно пронизано острым чувством очарования живописца, влюбившегося в этот мотив. Он создавал его сложно, собирая по крупицам впечатления от многих вечеров. Картина создана мастером, как бы ставшим на мгновение птицей и взлетевшим над землей. Ночью прошел дождь. Но утром свежий ветер разогнал непогоду и проглянуло ясное голубое небо. Стройная резная древняя колоколенка, словно березка, высилась над скученными крышами. Сизые тени убегающих тучек то возникали, то таяли в лиловой ряби реки.
- Как это красиво. Покой и движение. Вмиг вспоминается, как трепетно, валерно писал небо, облака, воду в своих чудесных пейзажах ваш Левитан. Думается, что он сумел найти свой единственный, в то время самый современный язык в раскрытии сердца России,- задумчиво произнес мой собеседник Арман д'Отрив, президент парижского Салона Гран Пале, французский художник, академик, почетный гость XII Всемирного фестиваля молодежи и студентов в Москве.

- Конечно, я люблю, - продолжал д'Отрив, - наших прелестных импрессионистов: Клода Моне, Ренуара, Сислея, Писсарро. Но Левитан... Его картины - значительный, весомый вклад в европейскую, если хотите, мировую культуру. Ведь русская классическая живопись, как музыкальная классика - Чайковский, Мусоргский, Рахманинов, как романы Тургенева, Толстого, пьесы и рассказы Чехова, поэзия Пушкина и Тютчева, отличается какой-то особенной, сокровенной духовностью, которая так свойственна великому русскому народу - доброму, открытому, чувствительному. Мы, французские художники, высоко ценим глубинные связи наших культур, восходящие к далеким временам. И когда я вижу в личных библиотеках моих советских друзей, а у меня их много, ведь я здесь в пятый раз - любовно хранимые и читаемые тома Флобера, Гюго, Бальзака, Золя, Мопассана, не скрою,- сердце мое ликует. И еще. Одни из лучших в мире коллекций французской живописи - Пуссена, Шардена, Добиньи, Коро, Ренуара, Клода Моне, Сезанна, Матисса в собраниях Эрмитажа и Музея изобразительных искусств имени Пушкина. В начале века Париж, а точнее, вся Европа восторгалась балетами Дягилева, блестящими декораторами Александром Бенуа, Бакстом, Головиным. Это был пир искусства. И мы ныне не устаем восхищаться русским балетом. К сожалению, Франция меньше знакома с прекрасными творениями Александра Иванова, Сурикова, Валентина Серова, Левитана...

Недавно мы показали, - говорит наш гость, - в парижском Гран Пале большую экспозицию, где, фигурально выражаясь, перед зрителями предстал целый век вашей живописи. Она имела успех. Среди шедевров русской классики блистали два полотна Исаака Левитана «После дождя. Плес» и «Летний день». Мне особенно хочется отметить, что эти две жемчужины встретили весьма теплый прием в прессе. Так, «Котидьен де Пари» писала: «Обращение к более современной живописи произошло а творчестве Левитана, создавшего русский пейзаж». Я верю, если показать картины Левитана во Франции, - триумф был бы обеспечен. Язык живописи, как и музыки, не требует перевода. Он доступен любому. А как важно сегодня, в наше сложное время, лучше понимать друг друга. Быть ближе во имя мира и прогресса. Не могу не сказать и о том грандиозном впечатлении, которое у меня оставил фестиваль в Москве. Это была сама дружба. Чистая и юная, глядящая вперед. Ведь мы накануне нового тысячелетия. Мир нужен планете, как воздух. И этому должно служить искусство.

В чем тайна обаяния шедевров Левитана? Художник не ставил точку в своих картинах. При всей завершенности его композиции никогда не претендуют на очерченность и выстроенность. Порою кажется, что эти пейзажи - фрагменты нескончаемой панорамы, которая движется перед вами, живет, тоскует или радуется, печалится или улыбается. Его творения словно музыка. Вглядываясь и вслушиваясь в них, чувствуешь мелодию природы. Ибо художник взял единственно верный звук. Щемящий, пронзительный, манящий. И это чарует души людей. Мотивы его пейзажей сотканы из неуловимых, тончайших нюансов, самых разных созвучий природы, то элегических, то мажорных, то грустных. Но эти аккорды не уходят, а подобно истинной музыке не забываются и живут в сердцах. Сюжеты его холстов будто случайно подсмотрены. Художник не хочет потрясти вас изысканной композицией, вычурностью силуэта, пряностью и блеском колорита. Все просто. Обыденно. Как будто уже видено. Даже буднично.

Но в том весь Левитан. Именно в доступности, доходчивости, всенародности слава его полотен. Они стали частью нашего бытия. Потому существуют понятия «левитановская осень», «левитановский пейзаж». Зритель ощущает правду его картин. Находит в них частичку пережитого, мгновения (часто очень дорогие) своей судьбы. Это высшая награда. Мнимая бессюжетность холстов художника, отсутствие жанра не делают его ландшафты безжизненными. Наоборот, в них мерцает, переливается, говорит поэзия, и вы начинаете постигать, что мир, окружающий вас - незамысловатые проселки, околицы, опушки, деревеньки,- обретает магическое, завораживающее значение. В этом могущество ауры Левитана - художника сложного, ранимого. Он оставил нам мир своей непреходящей мечты о добре, чистоте, радости.

Характер Исаака Ильича, крайне нервный, чувствительный, был не раз предметом удивления даже для близких ему людей. Вспоминает его однокашник по Училищу живописи, ваяния и зодчества Константин Коровин:
- Летом Левитан мог лежать на траве целый день и смотреть в высь неба. «Как странно все это и страшно,- говорил он мне,- и как хорошо небо, и никто не смотрит. Какая тайна мира - земля и небо. Нет конца, никто никогда не поймет этой тайны, как не поймут и смерть. А искусство - в нем есть что-то небесное - музыка». Я разделял его созерцание, но не любил, когда он плакал.
- Довольно реветь, - говорил я ему.
- Константин, я не реву, я рыдаю, - отвечал он, сердясь на меня. ...Тяжелое детство. Нелегкая юность. Трудности нелепых мерзостных будней издергали талантливого молодого человека. Он испытал незаслуженные унижения, голодал, был порою бесприютен. Однако этот пария - как отрицание вечно преследующей его душевной боли - оставил людям картины, насыщенные жаждой ласки, ожиданием добра, чувством высокой лирики. В кажущемся несоответствии загадка искусства - явления интуитивного, непредсказуемого, незапрограммированного. Одно было ясно. Чем долее жил и творил Левитан, тем объемнее и величественнее представала перед нами русская природа. Ее своеобычная неяркая краса. Влекущая и целебная. Пробуждающая в человеке лучшие струны его души. Такова сила красоты.

Красота. Она утоляет жажду человека к прекрасному. Но то не колодезь, глубину которого можно измерить. Это бездна. В реку можно войти лишь один раз, гласит древняя мудрость. Через миг вода станет другой, да и промелькнет, исчезнет то мгновение. Красота столь же текуча, переменчива. Прекрасное обладает поразительным качеством продленности во времени. В нем воплощен опыт сотен поколений рода людского. Шедевр можно увидеть один раз. Потом сколько угодно. Но первое свидание неповторимо.
Красота - это свет. Когда подступила усталость, душа при общении с искусством вновь обретает свежесть, словно ландшафт, омытый благодатным ливнем. Так, через магический кристалл прекрасного ты словно зришь мир, ранее неведомый, в его вечной, старой и юной нови.

Дерзкий прочерк крыла ласточки, скользящей по самому краю седого грозового облака. Мерцание первой вечерней звезды. Мадонны Рафаэля. Свет утра в твоем окне. Добрая суровость соснового бора. Стройные мраморные колонны Парфенона. Легкие, прозрачные мимолетные тени сумерек. Улыбка Леонардовой Джоконды. Бессонный огонь в прорези глухой городской стены. Крик одинокой птицы. Плодородие бескрайней нивы. Нимб русых кос, васильковые сполохи лучистых девичьих глаз. Звуки старого фортепиано. Неспешная радуга хороводов. Строгий неистовый лик суриковской боярыни Морозовой. Изумрудные побеги травы, пробивающие бетонные плиты. Стальное кружево кранов. Капли росы. Родниковая свежесть лесного ручья. Молчаливая музыка картин Левитана.