В Москве, на Мясницкой улице, в Училище живописи, ваяния и зодчества кончились вечерние классы - разошлись учащиеся, погасли последние огни.
В одном из классов верхнего этажа, в углу, за мольбертом, сидел мальчик. Прислушиваясь к тишине, он ждал, когда школьный сторож, отставной солдат, по прозвищу «Нечистая сила», кончит свой обход. Вот где-то хлопнула одна дверь, другая, раздались тяжелые шаги по лестнице... Вот шаги ближе... Открылась дверь, в глаза метнулся огонек жестяного фонарика, по стенам, по потолку скользнули тени... Дверь закрылась, человек ушел, и мальчик в углу остался один.
Оставаться в училище после классов строго воспрещалось, но уже не первый раз ученик Исаак Левитан прятался от сторожа и ночевал в пустых холодных классах. Ему некуда было идти: родители умерли, сестры жили у чужих людей, а старший брат Адольф, который тоже учился в училище, часто и сам не знал, где найдет ночлег.
Тревожно и тоскливо было Исааку Левитану одному в огромном старинном доме, где, как говорил сторож - «Нечистая сила», по ночам бродили привидения. И все-таки это было лучше, чем улица, скамья на бульваре или чужой угол, предложенный из милости.
Каждое утро невыспавшийся и голодный, осторожно, чтобы не возбуждать ничьих подозрений, пробирался он в свой класс и садился за мольберт. Учился он блестяще. Но как часто во время классов он вдруг со страхом вспоминал, что нечем платить за учение, что прохудились башмаки, не на что купить хлеба.
Однажды в класс вошел инспектор училища и объявил, что воспитанник Левитан исключается из училища за невзнос платы за учение. Исаак знал, что когда-нибудь это должно случиться, весь съежился, судорожно собрал папку, кисти, краски и, ни на кого не глядя, ушел из класса.
«Тут, - вспоминал позднее один из товарищей Левитана, - весь класс, вся сотня загудела, как один человек. Моментально собрали всю сумму и внесли в канцелярию». Кто-то побежал вниз за Левитаном, а он стоял у окна, не решаясь навсегда уйти из училища. Пойдем, все улажено, - сказал товарищ.
Левитан посмотрел на него, но, казалось, он ничего не видел. Потом вдруг расплакался и, быть может, впервые в жизни понял тогда, что жалость оставляет в душе горький осадок. Но тогда же узнал он и другое: это товарищи, это друзья возвращают его в училище.
Вскоре совет преподавателей училища постановил воспитанника Левитана, как «оказавшего большие успехи в искусстве», освободить от платы за учение и назначить ему небольшую стипендию.
В училище было четыре класса: начальный, или, как его называли, оригинальный класс, головной класс, фигурный и натурный. Время обучения в каждом классе не ограничивалось. Из класса в класс переводились ученики, сдавшие все полагающиеся работы и хорошо усвоившие все, что полагалось знать для данного класса.
Левитану шел семнадцатый год, когда он перешел в натурный класс, которым руководил Василий Григорьевич Перов.
Перов, один из организаторов Товарищества передвижных художественных выставок, был превосходным художником и очень хорошим преподавателем. Бережно, любовно и вместе с тем очень требовательно относился он к своим ученикам. Ученики часто бывали у него на квартире, в его мастерской - он жил в училище. В этой мастерской происходили очень интересные беседы, шли жаркие споры об искусстве, о мастерстве художника, о картинах очередной передвижной выставки, которую привозили из Петербурга в Москву и устраивали обычно в здании училища.
В натурный класс во время занятий заходил иногда художник Алексей Кондратьевич Саврасов, автор чудесной картины «Грачи прилетели». Он был дружен с Перовым. Оба были передвижниками, оба любили свою преподавательскую работу, относились к ней очень серьезно. Саврасов обыкновенно проходил по рядам, внимательно рассматривал работы учащихся, перекидывался несколькими словами с Перовым и уходил в свой класс - пейзажную мастерскую. Как-то, проходя по классу Перова, он остановился у мольберта Левитана. Его поразила просто, от души написанная небольшая картина природы. Уже давно приметил он этого застенчивого, скромного и очень красивого мальчика в поношен ном клетчатом пиджачке и не по росту коротких брюках; уже давно нравились ему работы Левитана, и казалось, что выйдет из него прекрасный пейзажист. Когда он заговорил об этом с Перовым, Перов согласился отпустить Левитана в класс Саврасова. Левитан был счастлив: он знал и любил картины Алексея Кондратьевича и сам мечтал быть художником-пейзажистом. В училище о Саврасове говорили, что он человек необыкновенный. Преподаватели и ученики знали, как страстно любит он природу, видели, что, когда начинается весна, овладевает им беспокойство и все равно не удержать его в училище, знали, что и вся мастерская вместе с Саврасовым заражена этим беспокойством. И вот наступал день, когда учащиеся его мастерской в первый раз после долгой зимы отправлялись с ним за город. Обычно это бывало в конце марта - в месяц, когда прилетали грачи. И потом почти все занятия переносились из мастерской на природу. Целые дни бродили ученики с учителем по лесу, смотрели на последний талый снег, на ручьи, звенящие по оврагам, на сияющее голубизной весеннее небо. Саврасов всех заражал своей вдохновенной, неутолимой любовью к природе. Саврасов говорил, что у художника не должно быть «ленивых глаз», учил смотреть и видеть природу, находить очарование в самом простом пейзаже. Он часто писал этюды вместе с учениками и считал, что, работая вместе с ними, может постоянно следить за ними и в то же время дать им возможность следить за ходом своей работы.
Левитан любил садиться со своим мольбертом поближе к Саврасову. Как-то Саврасов поднял к небу свою лохматую голову, прислушался и сказал: «Слушай, жаворонок! Вот и писать надо так, чтобы на картине не было видно жаворонка, а слышно было, как поют птицы, дуют ветры, звенят ручьи». И когда Саврасов так говорил, Левитану казалось, что
С природой одною он жизнью дышал:
Ручья разумел лепетанье
И говор древесных листов понимал.
И чувствовал трав прозябанье;
Была ему звездная книга ясна.
И с ним говорила морская волна...
Стихотворений Левитан знал множество и особенно любил стихи о природе. Иногда бросит кисть и читает стихи Пушкина, Тютчева, Некрасова, Никитина... читает хорошо, очень просто. Подойдут товарищи, те, что сидят поближе, слушают, слушает и Саврасов. А потом снова за работу.
Извините меня за рекламу: Купить спортивные тренажеры https://sportres.ru/ с доставкой по России. - извините за рекламу; Недорогой фулфилмент в москве для маркетплейсов Озон и Вайлдберис в "Inpacks".
"Осень на картинах Левитана очень разнообразна. Невозможно перечислить все осенние дни, нанесенные им на полотно. Левитан оставил около ста "осенних" картин, не считая этюдов. На них были изображены знакомые с детства вещи: одинокие золотые березы, еще не обитые ветром; небо, похожее на тонкий лед; косматые дожди над лесными порубками. Но во всех этих пейзажах, что бы они ни изображали, лучше всего передана печаль прощальных дней, сыплющихся листьев, загнивающих трав, тихого гудения пчел перед холодами и предзимнего солнца, едва заметно прогревающего землю..." (Паустовский К.)