» Первая » Вторая » Третья » Четвер » Пятая » Шестая » Седьмая

Портрет Левитана

Наиболее показателен этюд, изображающий большое белое кучевое облако на фоне свинцового предгрозового неба («Облачное небо», 1893). Как верны здесь причудливые очертания облака, как убедительны его освещение сверху и затененность внизу, благодаря которым создается впечатление, что облако отделяется от фона и плывет. А как тонко найден зеленый цвет небольшого куска земли, именно такой, какой бывает при надвигающейся непогоде! И в каких живых сочетаниях находятся все эти цвета, богатые взаимными рефлексами!
В этюдах лесных опушек, как, например, в этюде «Осень» (1891) — к картине «Октябрь» того же года, — особенно ярко проявляется умение Левитана «чувствовать» дали. В крохотном кусочке видимого вдали леска или поля художник умеет многое подметить и передать двумя-тремя мазками, тончайшими цветовыми сопоставлениями. Это очарование далей, которые как бы манят к себе зрителя, составляет одну из характерных сторон больших картин художника. Влекущая сила пространства, его поэтическая выразительность и эмоциональность как бы постепенно открываются при рассматривании полотен Левитана, будто слой за слоем снимается прозрачная пелена и зритель проникает в глубь картины, видя в ней все больше и больше. Это постепенное развитие образа, его бытие во времени, присущее лучшим полотнам Левитана, — один из основных признаков картинности, дающей возможность возвращаться к произведению много раз, подолгу созерцать его.
В своем творчестве Левитан чрезвычайно развил эмоциональную выразительность пейзажа, показал тончайшие нюансы жизни природы. Он обогатил этим не только русскую, но и мировую пейзажную живопись и открыл перед ней новые возможности. Передаваемые Левитаном чувства свойственны всем людям, а потому и понятны каждому. Художник объективен, он не подчиняет природу своим переживаниям и тем более не искажает ее в угоду им. Природа «человечна», эмоциональна и в поздних, и в ранних работах художника. Менялись лишь содержание эмоций и способ их выражения. Настроения, лежащие в основе левитановских пейзажей, не только объективны, но глубоко содержательны, философски и социально значимы. Левитан писал Антону Чехову, путешествуя по Волге, в 1887 году: «Может ли быть что трагичнее, как чувствовать бесконечную красоту окружающего, подмечать сокровенную тайну... и не уметь, сознавая свое бессилие, выразить эти большие ощущения». Излагая в другом письме свой «идеал пейзажиста», Левитан цитирует строки из стихотворения Евгения Баратынского «На смерть Гёте»:

С природой одною он жизнью дышал
Ручья разумел лепетанье,
И говор древесных листов понимал,
И слышал он трав прозябанье...

Раскрытие «сокровенных тайн» природы было постоянным стремлением Левитана, а трудность постижения и выражения ее была причиной творческих мук, частых разочарований и неуверенности в своих силах, усугубляемых впечатлительностью художника. Стремление ответить на вопрос о смысле бытия мы находим не только в полотнах «Вечерний звон» или «Над вечным покоем». В том или ином, порою скрытом, виде, как подтекст, все это присутствует в каждом значительном произведении Левитана. Заканчивая в 1888 году картину «Вечер на Волге», начатую годом ранее, Левитан выразил в ней чувства и ощущения, порожденные сумрачностью подавлявших его больших водных пространств. Постижение внутреннего смысла изображаемой природы, вдумчивое отношение к ней делают такие полотна, как «Март» и «Весна — большая вода» (1897), не просто весенними пейзажами, а национальными образами природы.
«Владимирка» — замечательный, быть может единственный в русской живописи, столь яркий пример выражения социальных идей чисто пейзажными средствами. Такой пейзаж мог появиться только в атмосфере постоянных дум о судьбах России, которыми было проникнуто искусство передвижников.
Пейзаж очень прост. Широко расстилается по сторонам и далеко уходит вглубь типичная русская равнина. Низко нависло серое облачное небо, несущее дождливую погоду, а под ним, по равнине, тянется дорога с тропинками по бокам, протоптанными многими путниками. Грустью и бесприютностью веет от этого пейзажа. Но вместе с тем в самой шири, просторах и глубине, в том, как неуклонно движется вдаль дорога, есть нечто величавое и вечное как сама жизнь.
Одинокая фигурка странницы подчеркивает безлюдье и безмолвие пейзажа. На небе — сложное движение облаков, клубящихся и куда-то плывущих. И все это вместе: просторы, неторопливый бег дороги, движение облаков — исполнено спокойного и величавого ритма.

«Владимирка» замечательна тем, что ее глубокое общественное содержание выражено чисто художественными средствами. Наиболее гражданственное, идейное произведение Левитана принадлежит к числу его предельно простых по мотиву пейзажей.
Как своеобразное пейзажное выражение раздумий о жизни воспринимается в картине «После дождя. Плёс» вид маленького волжского городка с баржами и бегущим по воде пароходиком, с домиками и церковью вдалеке. Это не просто вид, а переданное средствами пейзажа лирическое повествование о русской жизни, так живо напоминающее повести Чехова. А разве только как вечерний пейзаж воспринимается картина «Вечер. Золотой Плёс» (1889)? Разве в этом медлительном и спокойном течении большой реки, в закатном мареве летнего дня не предстает перед нами образ России, исполненный спокойствия и счастья?