» Первая » Вторая » Третья » Четвер » Пятая » Шестая » Седьмая

Портрет Левитана

Суть близости и в большой мере стилевого единства трактовки пейзажа у Левитана и Чехова состоит в том, что у обоих мы находим «пейзаж настроения». Это преимущественное стремление к выражению в образах природы чувств и переживаний. У Левитана, как у пейзажиста, оно дается непосредственно, а у Чехова, как писателя, — путем органического включения пейзажных картин в структуру рассказа или повести. Чаще всего это сопоставление состояния природы с чувствами (по сходству или контрасту) героев повествования.
«Пейзаж настроения» есть особенным образом очеловеченная природа. Ею она является даже и в тех случаях, когда природа в своей величественности, извечности противопоставляется краткости и бренности человеческого существования и кажется равнодушной (как, например, в картине «Над вечным покоем»).
Как различие вариантов, а не как взаимоисключение надо понимать то, что в одном случае красота и величие природы оттеняют слабость, кратковременность человеческой жизни, а в другом противопоставляются как истина жизни ложности ее современных социальных форм. В такой картине, как «Озеро» («Озеро. Русь»), Левитан особенно приближает пейзаж к человеческой жизни; радостный, полный солнечного света, воздуха, с просторами земли и неба, он кажется олицетворением праздничного дня в деревне. В «Озере» как бы завершается то, что так ясно выражено в полотнах «После дождя. Плёс», «Тихая обитель» (1890), «Вечерний звон». Единство стиля пейзажа Левитана и Чехова основано на замещении у обоих подробного, развернутого описания или изображения непосредственно наглядным и чувственным показом. Чехов определенно высказывался о необходимости замены описаний природы показом ее характерных черт, чтобы, «когда закроешь глаза, давалась картина».
Из всех современных писателей самым близким Левитану был, конечно, Антон Чехов. Их творческая дружба, сохранившаяся до конца жизни Левитана, совпадение художественных интересов (характерно в этом отношении одновременное, в конце 1890-х годов, обращение к теме деревни у художника и у писателя) не исключали и известных различий. Так, Левитану была чужда поэзия паркового усадебного пейзажа, которая занимала немалое место'в творчестве Чехова. Можно отметить и известную близость поздних произведений Левитана к картинам природы в творчестве Максима Горького, горьковская материальность, динамическая приподнятость, панорамность и красочность пейзажа, порой приобретавшие черты декоративности, находят аналогию в левитановском «Озере». Это сопоставление наводит на мысль о стилистической близости Левитану музыки Сергея Рахманинова, в частности Второго концерта, с его ширью, праздничностью. В этом, написанном после смерти художника, произведении получило развитие то, что было заложено, уже звучало в Элегическом трио (1893), «Алеко» (1892) и Первой симфонии (1895), которые были созданы еще при жизни Левитана и которые он, любитель музыки, постоянно посещавший концерты, вероятно, неоднократно слушал. Рахманинов, выдвинувшийся в 1890-х годах, был, как и Левитан, поклонником созданного в 1898 году Художественного театра, был хорошо знаком с Чеховым и, возможно, через него знал и Левитана.
В юности писавший декорации для мамонтовской Частной оперы, Левитан в дальнейшем не стремился работать в театре, но был хорошо знаком с такими актерами Малого театра, как Александр Ленский, Мария Ермолова, которой он в 1890 году подарил свой этюд «Весна в Италии». Был он знаком и с певцами, в частности с находившимся в зените творчества Лаврентием Донским, в имении которого Левитан даже гостил в 1894 году, и с Федором Шаляпиным, начавшим свое триумфальное восхождение и уже создавшим во второй половине 1890-х годов большинство своих театральных образов и оперных партий. Шаляпин вспоминал, что, хотя Левитан и не имел прямого отношения к его работе в театре, однако оказал на него большое влияние и помог в понимании искусства: «Чем больше я видался и говорил с удивительно душевным, простым, задумчиво-добрым Левитаном, чем больше смотрел на его глубоко поэтические пейзажи, тем больше я стал понимать и ценить... большое чувство и поэзию в искусстве... Я понял, что не нужно копировать предметы и усердно их раскрашивать, чтобы они казались возможно более эффектными, — это не искусство. Понял я, что во всяком искусстве важнее всего чувство и дух — тот глагол, которым пророку было повелено жечь сердца людей. Что этот глагол может звучать и в краске, и в линии, и в жесте — как в речи. Я сделал из этих новых для меня впечатлений надлежащие выводы для моей собственной работы в театре». Большой художник в проявлениях всех видов искусства находит общехудожественное начало, которое их роднит и которое он может использовать и развивать в своем творчестве. Если Шаляпин воспринял нечто от Левитана, то и Левитан, конечно, не просто только наслаждался пением Шаляпина. Яркая образность шаляпинского исполнительского стиля, сочетание глубокого психологизма с патетикой и широкой песенностью способствовали поздним исканиям Левитана.
Многообразные связи и взаимоотношения с деятелями разных видов искусства расширяли общую художественную культуру и воззрения Левитана на искусство, на эстетическую и общественную природу его. Из воспоминаний известно, как любил и понимал Левитан русскую литературу и поэзию, классическую и современную ему. Он сам иллюстрировал стихотворения А.С. Пушкина и давал своим ученикам задания по книжной иллюстрации, развивая в них понимание литературы и ощущение ее близости к художественному творчеству. Влечением к словесности и искусству не исчерпывались интересы Левитана. Он был знаком с физиком Петром Лебедевым.

Константин Тимирязев посетил мастерскую Левитана, хвалил его произведения, показывал свои фотографии. Как известно, великий физиологи ботаник увлекался не только научным, но и художественно-образным восприятием природы и ее отражением в поэзии и живописи. Страстный любитель природы, Тимирязев занимался фотографированием пейзажей и считал, что фотография развивает в людях живое, непосредственное чувство природы.Об этом он написал статью, которую послал Левитану. Мысли Тимирязева пришлись Левитану по душе, и он ответил ученому: «Есть положения удивительно глубокие в Вашей статье. Ваша мысль, что фотография увеличивает сумму эстетических наслаждений, абсолютно верна, и будущность фотографии в этом смысле громадна». Для Левитана, как и для Тимирязева, фотография — это средство дать возможность людям, не владеющим живописью, отображать природу. Богатство и разносторонность интересов Левитана усиливали тонкость и глубину постижения им природы, содержательность образов его произведений.