» Детство и юность 2 3 » Становление 2 3 4 » Зрелость 2 3 » Закат 2 » Итог

Исаак Левитан

В отличие от многих других передвижников, Левитан остро чувствовал необходимость новых форм и идей в искусстве, и сам причастный к утверждению новых стилевых тенденций, интересовался деятельностью "мирискусников", даже выставлялся вместе с ними на положившей начало этому объединению "Выставке русских и финляндских художников" (1898), и на выставках "Мира искусства" (1899, 1900).
Принимал он участие и в зарубежных выставках новых направлений - в частности, объединения "Мюнхенский Сецессион", игравшего важную роль в формировании стиля модерн. Современники вспоминали, что для позднего Левитана стало характерным "внимательное и тревожное" отношение к новейшим течениям в современном западном искусстве. Этот интерес Левитана к поискам русских "западников", французских постимпрессионистов и к модерну в целом вполне понятен. Ему всегда, наряду с любовью к русской культуре, прекрасным знанием поэзии, музыки родины, был присущ большой интерес к европейской классической и современной культуре. Он глубоко почитал Шекспира, Сервантеса, Гете и других гениев прошлого, любил музыку Вагнера, Грига, высоко ценил Мопассана, ранние вещи д'Аннунцио.
Художник, стремившийся противопоставить прозе и пошлости действительности подлинную культуру чувств, не мог ощущать себя вполне чуждым живописцам круга Александра Бенуа, модернистам, сделавшим смыслом своей деятельности программное утверждение высокой культуры и совершенствование стилевого начала в искусстве. Ведь, в определенном смысле, именно его открытия стали важным фактором формирования и утверждения модерна в России. Тем не менее, ни мирискусником, ни модернистом Левитан так и не стал. Ему оставался чуждым отход от реальности в мир мифов, грез и фантазии, чреватый индивидуалистическим насилием над природой вещей и человека, что (при всей любви к орхидеям, нимфам и сатирам) оказывалось присущим модернистским художникам. Чуждыми ему были манерность, элитарность и эстетство некоторых модернистских художников.

Подобно другим художникам, наиболее близким ему и ценимым им (Серову, Нестерову, Коровину), которые сохраняли цельность и гуманную основу искусства, он оставался чужд групповым интересам и тем исканиям, о которых, наверное, мог бы сказать словами Тимирязева: "Напрасно жрецы новой красоты рвутся из пределов действительности, пытаясь дополнить ее болезненными фантазиями мистики или бредом морфиномана. Одна действительность была и будет предметом истинного, здорового искусства".
Это качество Левитана сознавали и уважали мирискусники: Александр Бенуа, писавший, что Левитан – самый яркий представитель простого здорового реализма в пейзаже, гениальный, широкий, здоровый и сильный поэт, тесно сжившийся с природой. Сергей Дягилев, считавший, что если искать в полотнах наших художников свежести тургеневского утра, аромата толстовского сенокоса или меткости чеховских штрихов, то Левитан может подать руку этим поэтам.
Эти определения относятся и к Левитану последних лет его жизни, когда образы его искусства вплотную приблизились к художественной проблематике, абсолютизированной символизмом, явили собой опрозраченный реализм, непроизвольно сросшийся с символизмом, ибо в них "момент жизни при углублении в него становится дверью в бесконечность" (слова Андрея Белого о Чехове). Но понятия бесконечности, вечности, сущности оставались для Левитана не умозрительными, отчужденными от живой жизни природы, но присносущими, едиными с прекрасной жизненной правдой.

В последних его картинах поистине "словам тесно, а мыслям просторно". В работе "Летний вечер" (1900) он изобразил простейший мотив - огороженную забором деревенскую околицу, за ней - неширокое поле и лес. Но умелое перспективное построение, чуть скругленная линия горизонта, прекрасно переданное торжественное, закатное освещение, золотящее поля и верхушки леса, заставляют нас увидеть, что "деревенские задворки - чудесное место на земле" (Пришвин). Ворота из неровных жердей воспринимаются почти как некие Пропилеи, а дорога, ведущая из деревни в поля, - как один из путей в большой и прекрасный мир, "жизнь без начала и конца" (Александр Блок). "Летний вечер":



Главным произведением позднего Левитана стала большая картина "Озеро" (1898-1900), или, как художник называл ее для себя, - "Озеро. Русь". Начатое живописцем, по некоторым сведениям, под впечатлением от поэзии Пушкина, над иллюстрациями к которой он работал в конце 1890-х годов, и прежде всего от пейзажного мотива стихотворения "Последняя туча рассеянной бури", это полотно стало лебединой песнью Левитана.
Конечно же, художник вкладывал в это полотно свою выстраданную, благословляющую любовь к жизни и стране, природа которой столь "широко по лицу земли в красе царственной развернулася" (Иван Никитин), и именно поэтому особенно добивался монументального лиризма образа, соединения в живописном решении почти импрессионистической непосредственности ощущения свежести и яркости солнечного дня ранней осени с декоративно-монументальным началом, роднящим "Озеро" с традициями старинной фресковой живописи.
Черты фресковости были присущи, видимо, и замыслу оставшейся лишь начатой картины "Уборка сена" (1900), последнего холста, к которого касался своей кистью Левитан. Художник успел обозначить в ней лишь общие цветовые отношения и основные элементы, позволяющие понять сюжет пейзажа - момент, когда в самый разгар уборки сена в летний день небо начинают покрывать сплошные иссиня-серые грозовые тучи и крестьянки, алые косынки и одежды которых ярко горят на фоне желто-эеленого луга, стремятся быстрее завершить работу. В повышенной цветности сделанного живописцем подмалевка чувствуется "страстная жажда жизни".
В то же время вспоминается, что гроза всегда была символом бедствия, а сенокос, коса - атрибутом смерти. И она действительно не заставила себя долго ждать. Весной 1900 года, вскоре после приезда из Парижа, художник простудился на даче в Химках, куда ездил на этюды с учениками. 22 июля, не дожив до сорокалетия всего 26 дней, он скончался от легочного кровоизлияния... Великий дух Исаака Левитана отправился творить в иные миры, и сейчас мы даже в самых своих смелых мыслях не можем представить себе размах и величие его нынешнего творчества.