» Детство и юность 2 3 » Становление 2 3 4 » Зрелость 2 3 » Закат 2 » Итог

Исаак Левитан

Тогда же, в Бабкине, дружба с Левитаном, восхищение его работами, видимо, многое дали и Чехову. Как и Левитан, он готов был "душу отдать за удовольствие поглядеть на теплое вечернее небо, на речки, лужицы, отражающие в себе томный, грустный закат" и особенно любил весну. "Майские сумерки, нежная молодая зелень с тенями, запах сирени, гудение жуков, тишина, тепло - как это ново и необыкновенно, хотя весна повторяется каждый год" (из повести Моя жизнь). Подмосковную природу он стал называть левитанистой и писал в одном из писем их общему товарищу - архитектору Федору Шехтелю: "Стыдно сидеть в душной Москве, когда есть Бабкино... Птицы поют, трава пахнет. В природе столько воздуха и экспрессии, что нет сил описать... Каждый сучок кричит и просится, чтобы его написал Левитан". Перекликаются с творчеством Левитана и такие программно важные для Чехова произведения 1880-х годов, как повесть Степь, рассказы о детях и животных, в которых важнейшую роль играют образы природы и выражены представления писателя о норме, истинно человечном образе мыслей и чувств. "Нужны чистые, поэтические и естественные побуждения, столь же прекрасные, как мир природы, Человек должен быть достоин земли, на которой он живет, Какие красивые деревья и какая, в сущности, должна быть возле них красивая жизнь" - в подобных утверждениях Чехова, близких к левитановским стремлениям, проявляется нерв, сердце его поэтики.

Некоторые пейзажи Левитана, исполненные или начатые в Бабкине, рядом с Чеховыми, отличают особая внутренняя гармония, упоение красотой природы. Живо и тепло ощущается отрадная атмосфера их создания, шутливо описанная в стихотворении Михаила Чехова, брата писателя:

А вот и домик Левитана.
Художник славный там живет.
Встает он очень-очень рано,
И сразу чай китайский пьет.
Зовет к себе собаку Весту,
Дает ей крынку молока,
И тут же, не вставая с места,
Этюд он трогает слегка.

Так, небольшой, деликатно написанный пейзаж "Река Истра" (1885) прекрасно передает ощущение покоя и, как говорили в старину, сладкой неги ясного, теплого летнего дня.

В Бабкине был начат и такой признанный шедевр Левитана, как картина "Березовая роща" (1885-1889), законченная спустя несколько лет в Плесе на Волге. В этом изображении благодатного уголка молодого березового леса все сияет, излучая чувство бодрости, причастности светлой энергии живой жизни. Умело используя выразительные возможности фактуры, художник передает игру солнечных лучей на белых стволах, переливы и модуляции зеленого цвета листвы березок и сочной травы, среди которой виднеются синие искорки цветов.
Интересно сравнить "Березовую рощу" Левитана с аналогичной картиной Архипа Куинджи, пользовавшейся тогда широкой известностью у русской публики ("Березовая роща", 1879). Если Куинджи воспринимает свет солнца, как величественное, непостижимое, влекущее к себе человека физическое явление, то Левитан смотрит на мир, имея в основе отношения к природе некий психологический модуль человечности. Березки являются в его картине не только сгустками света и цвета, зажженными потоком солнечных лучей, но и самыми веселыми и светолюбивыми из деревьев, улыбающимися навстречу солнцу и живущими, как и все вокруг них, своей жизнью, душевно близкой художнику.

До середины 1880-х годов Левитан работал исключительно в Москве и Подмосковье. Но затем "география" его искусства расширилась. В марте 1886 года, получив значительную сумму за работу над декорациями для Мамонтовской оперы и, наконец-то, обретя относительный достаток, он совершил поездку в Крым, где в течение почти двух месяцев создал несколько десятков этюдов, ставших новым словом в художественном освоении благодатного края.
Михаил Нестеров писал, что до появления крымских пейзажей Левитана "никто из русских художников так не почувствовал, не воспринял южной природы с ее опаловым морем, задумчивыми кипарисами, цветущим миндалем и всей элегичностью древней Тавриды. Левитан как бы первый открыл красоты южного берега Крыма". В самом деле, хотя крымские пейзажи и до Левитана, и одновременно с ним писали многие живописцы, в их работах природа часто представала не в неповторимо-"портретных" чертах, а в свете обще-романтических представлении о красотах юга, своеобразной стихии и т. д. Иные из современников Левитана смотрели на южную природу скорее поверхностным взглядом курортника, изображая царские дворцы и модные ландшафты в их окрестностях.
Левитан же запечатлел Крым вне ходульных эффектов и общих мест. В его работах южная природа предстает не с парадной, а с будничной стороны, и, в то же время, исполненной поэзии. Море в тихую и ясную погоду ("Берег моря. Крым"), глинобитные татарские жилища ("Сакля в Алупке", 1886), плавные очертания крымских гор с характерными мягкими переходами от плоских террас к гранитным уступам обветренных скал - вот мотивы, особенно привлекавшие внимание художника.
Он внимательно прослеживал кистью подробности рельефа каменистых склонов, передавал характерное именно для крымской природы гармоническое сочетание нежной Голубизны неба и моря и разбеленных серых и охристых тонов гор, поросших скудной растительностью.

В некоторых работах отразилось настигшее художника в Крыму чувство одиночества, бренности человеческой жизни перед лицом природы, о котором он писал Чехову: "Дорогой Антон Павлович, черт возьми, как хорошо здесь! Вчера вечером я взобрался на скалу и с вершины взглянул на море, и знаете ли что, заплакал, вот где вечная красота и вот где человек чувствует свое полнейшее ничтожество".
Но и работы, несущие в себе романтический драматизм ("Татарское кладбище", "В Крымских горах", обе - 1886), лишены у Левитана патетического нажима и высокопарности, проникнуты чувством спокойного, вдумчивого созерцания. Крым не стал для Левитана вполне "своим". Уже в конце апреля он писал Чехову, что Ялта ему надоела и что "природа здесь только вначале поражает, а после становится ужасно скучно и очень хочется на север... Я север люблю больше, чем когда-либо, я только теперь понял его". По возвращении он вновь с удовольствием отдыхал и работал в Бабкине и Звенигороде.

В самом конце 1886 - начале 1887 года крымские этюды экспонировались на Периодической выставке Московского общества любителей художеств и, по воспоминаниям Нестерова, "были раскуплены в первые же дни", "имели совершенно исключительный успех у художников и любителей искусства". Но соблазн развития Крымской темы, принесшей Левитану популярность среди коллекционеров, не прельстил живописца.