Исаак Левитан

Перед своей смертью Левитан завещал уничтожить все письма, хранившиеся у него. То были письма от его друзей и знакомых, полученные Левитаном на протяжении всей жизни. От Чехова, Третьякова, Поленова, Васнецова, Бенуа, Дягилева, родных, любимых женщин и многих друзей художника. Пожелание Левитана было выполнено, и письма были преданы огню. В данной главе публикуются письма, написанные самим Левитаном. Если у вас где-нибудь завалялось письмо Левитана, неизвестное широкой публике, немедленно присылайте его нам, и оно будет опубликовано здесь. Солидное вознаграждение гарантируется.

Карзинкиной Е.А.

1897

Хорошая Елена Андреевна, не могу, никак не могу прийти сегодня, ибо такая тоска на душе, такое настроение, что, право, кажется, достаточно малейшего нервного толчка, чтоб я расплакался, как ребенок. Лучше высидеть, перенести такое состояние и потом на люди. Если б я еще знал, что вы одни.

Преданный Левитан

Чехову А.П.

Москва
26 декабря 1896

Чувствую себя лучше немного, дорогой мой Антон Павлович, хотя при мысли о переезде по железной дороге мне делается неприятно, а главное, я не знаю, в каком положении здоровье Марии Павловны и не стесню ли я своим приездом. Сообщи об этом.

Мой привет всем твоим.

Любящий тебя Левитан

Ланговому А.П.

Москва
17 декабря 1896

От души сожалею, уважаемый Алексей Петрович, что не имел возможности принять Вас, когда Вы были так любезны навестить меня. Незадолго до Вашего прихода, я почувствовал себя крайне усталым.

Простите мне мою невольную нелюбезность. Вы, как доктор, поймете меня. Надеюсь скоро увидеть Вас.

Душевно Ваш И. Левитан

Поленову В.Д.

Москва
22 ноября 1896

Глубокоуважаемый Василий Дмитриевич!

Вчера только узнал я, что Вы вернулись в Москву. Спешу принести Вам свое сердечное поздравление по случаю двадцатипятилетия Вашей художественной деятельности и высказать Вам свое глубокое уважение, как к наиталантливейшему художнику, благодарность, как своему учителю и доброму, отзывчивому человеку. Заехал бы лично все это Вам сказать, но болен и болен тяжело. Дай Вам бог долго и долго порабощать и попрежнему вносить в искусство непосредственность, свежесть, правду.

Сделанное Вами в качестве художника громадно значительно, но не менее значительно Ваше непосредственное влияние на московское искусство (это звучит дико, но это так и это важно, что так). Я уверен, что искусство московское не было бы таким, каким оно есть, не будь Вас. Спасибо Вам и за себя и за наше искусство, которое я безумно люблю.

До свидания, как поправлюсь, непременно пойду к Вам, чтоб высказать все, что я думаю по этому поводу, а писать мне буквально трудно - ослаб.

Уважающий Вас глубоко и искренне преданный Вам

И. Левитан

Васнецову А.М.

Москва
16 июля 1896

Здравствуй, мой милый Аполлинарий Васнецов!

Твое письмо получил вчера, по возвращении моем, как ты думаешь, откуда? Из Финляндии!!! Черт знает, каким образом случилось это, но целый почти месяц шлялся по Чухляндии, облез окончательно, окончательно, ничего не написал и чувствую себя так, что злому татарину и не пожелаешь. Но это старая штука у меня! Тоска и уныние - постоянные спутники у меня. Теперь поселюсь где-нибудь около Москвы и попробую работать.

Финляндия мне не очень понравилась, ты был прав. На Финском заливе интересно. Никого из товарищей не видал, кроме Переплетчикова, который недурные этюды сработал. Жара стоит смертная у нас. Я думаю, и у Вас достаточно жарко.

Начал ли работать? Когда думаешь в Москву?

Всего лучшего желаю

Душевно твой Левитан

Чехову А.П.

Финляндия, Сердоболь
3-15 июля 1896

Видишь, мой дорогой Антон Павлович, куда занесла меня нелегкая! Вот уже 3 недели, как шляюсь по этой Чухляндии, меняя места в поисках за сильными мотивами, и в результате - ничего, кроме тоски в кубе. Бог его знает, отчего это, - или моя восприимчивость художественная иссякла, или природа здесь не тово. Охотнее верю в последнее, ибо поверив в первое, ничего не остается, или остается одно - убрать себя, выйти в тираж. Итак, природа виновата, и в самом деле, здесь нет природы, а какая-то импотенция! Тоскую я несказанно, тоскую до черта! Этакое несчастие - всюду берешь с собой себя же! Хоть бы один день пробыть в одиночестве!

Хотя, знаешь, смертельно скучно все! Все до гнусности одно и то же! Хоть бы деревья стали расти корнями кверху, или моего Афанасия выбрали в президенты какой-либо республики, государства. От тоски идиотские мысли лезут в голову, хотя, пожалуй, не очень идиотские, в жизни сплошь и рядом не такие еще прелести совершаются, а считаются не глупыми.

Бродил на днях по горам; скалы совершенно сглаженные, ни одной угловатой формы. Как известно, они сглажены ледниковым периодом, - значит, многими веками, тысячелетиями, и поневоле я задумался над этим. Века, смысл этого слова ведь просто трагичен; века - это есть нечто, в котором потонули миллиарды людей, и потонут еще, и еще, и без конца; какой ужас, какое горе! Мысль эта старая, и боязнь эта старая, но тем не менее у меня трещит череп от нее! Тщетность, ненужность всего очевидна!

Горе, тоска, тоска без конца.

Поеду скоро в Москву, домой, а там разве лучше будет?!!

Какая гадость, скажешь, возиться вечно с собой. Да, может быть, гадость, но будто можем выйти из себя, будто бы мы оказываем влияние на ход событий; мы в заколдованном кругу, мы - Дон-Кихоты, но в миллион раз несчастнее, ибо мы знаем, что боремся с мельницами, а он не знал...

Ну, не сердись, может, все это глупо, а скажи по совести, что не глупо?!!

Что ты, как ты работаешь, волочишься за кем? Она интересна? Фу, какая все скука!

Прощай, будь здоров и весел, если можешь, - я не могу. Видно, агасферовское проклятие тяготеет и надо мною, но так и должно быть - я тоже семит.

Привет твоим. Прощай.

Твой - какое бессмысленнее слово, нет, просто

Левитан

P. S. Завтра еду в Валаам к монахам!