Исаак Левитан

Перед своей смертью Левитан завещал уничтожить все письма, хранившиеся у него. То были письма от его друзей и знакомых, полученные Левитаном на протяжении всей жизни. От Чехова, Третьякова, Поленова, Васнецова, Бенуа, Дягилева, родных, любимых женщин и многих друзей художника. Пожелание Левитана было выполнено, и письма были преданы огню. В данной главе публикуются письма, написанные самим Левитаном. Если у вас где-нибудь завалялось письмо Левитана, неизвестное широкой публике, немедленно присылайте его нам, и оно будет опубликовано здесь. Солидное вознаграждение гарантируется.

Поленову В.Д.

Москва
10 февраля 1896

Глубокоуважаемый и дорогой Василий Дмитриевич!

Так как у Вас собираются все вещи, предназначенные к юбилею А.3., то посылаю и я к Вам для этой же цели.

Мне, вероятно, не придется быть на юбилее, ибо на днях уезжаю в Киев.

Душевно преданный Вам

Левитан

Третьякову П.М.

Москва
1896

Картину получил, глубокоуважаемый Павел Михайлович, и думаю, что я поправлю. Совершенно не понимаю, отчего могло это произойти. На днях это сделаю, и тогда сообщу или сам привезу.

Преданный и искренне глубоко уважающий Вас

И. Левитан

Званцевой Е.Н.

Москва
14 июля 1896

Только что вернулся из Финляндии и получил Ваше заказное письмо. Первого я не получил, - очевидно, оно пропало, о чем сожалею от души. Неужели Вы могли допустить, уважаемая Елизавета Николаевна, что, получив письмо от Вас, я мог не ответить?!! Как Вы уже знаете, весь план, приготовленный мною на лето, радикально изменился. В Сибирь не уехал, а очутился в Финляндии, бог ведает зачем. На два, где была Канцель, и удрал дальше. Ничего не сработал, хандрил адски. Теперь в поисках за дачей, хочется оседло поселиться, я слишком утомился в переездах. Где я устроюсь, еще не знаю. Хотелось бы съездить к Вам, но просто сил не хватает на такой большой переезд. Тоска, тоска смертная! На выставку не поеду теперь, вероятно осенью соберусь, теперь и нервы плохи для обозрения выставки, да и жара стоит невыразимая. Что Вы поделываете, работаете ли?

Желаю всего лучшего.

Душевно преданный Вам

Левитан

Поленову В.Д.

Москва
13 ноября 1895

Совсем было собрался ехать к Вам, добрейший Василий Дмитриевич, как вдруг, именно вдруг, меня страстно потянуло работать, увлекся я, и вот уже неделя, как я изо дня в день не отрываюсь от холста. Отчего, почему это делается, аллах разберет!

Вместе с тем, как я стал работать, и нервы стали покойнее, и мир не стал так ужасен... Этот подъем, конечно, продлится неделю, я знаю свои силы, или, вернее, свое бессилие, но я им воспользуюсь до конца. Как хотелось бы показать Вам свои работы, я Вам передать не могу. Надеюсь, когда Вы будете в Москве, Вы заглянете к Левитану.

Вероятно, меня хватит на неделю еще, и тогда позвольте мне на 2-3 дня приехать к Вам отдохнуть. Кстати, и зима, я думаю, станет, и будет приятно ехать. Между прочим, можно ли будет привезти с собой ружье? Я это потому спрашиваю, что может быть неприятно Вам будет, если и у Вас, т. е. в Вашем убью что-либо. Но это совершенно не важно, я могу обойтись.

По поводу того, что Вы поправили меня, сказав, что я неверно назвал нашу общую болезнь - неврастению - меланхолией мне хочется Вам ответить словами Ромео у Шекспира: "Что розой мы зовем, все так же благоухало бы и под другим названием". Но дело, конечно, не в этом, а есть курьезный факт в деятельности новой Академии. Саша Маковский, тот самый Маковский, которого мы на аукцион Общества любителей художеств не принимали, признан Академией художником с правом поездки за границу, один он! Каково, что Вы скажете на это? Это уже совсем без церемоний, нараспашку.

По-моему, это откровенно до цинизма!

Впрочем, и это все пустяки, а вот говорят, что Вы написали замечательную вещь, вот это так, это дело, и очень хочется посмотреть. Я не знаю, кто ее у Вас видел, а в Москве говорят об этом.

От души рад, что чувствуете себя недурно, дай Вам бог. Прошу засвидетельствовать мое почтенье Наталье Васильевне.

Глубоко уважающий Вас и преданный Вам

И. Левитан

Поленову В.Д.

Москва
30 октября 1895

Могу ли я приехать к Вам, добрейший Василий Дмитриевич, дня на два-три? Во-первых, хочется Вас повидать; во-вторых, у меня такой приступ меланхолии, такое страшное отчаяние, до которого я еще никогда не доходил и которое, я предчувствую, я не перенесу, если останусь в городе, где я еще более чувствую себя одиноким, чем в лесу. Не бойтесь, Вы не увидите моей печальной фигуры - я буду бродить.

Работать - не могу; читать - не могу; музыка раздражает; люди скучны, да и я им не нужен. Одно, что осталось, - изъять себя из жизни, но это после моего летнего покушения я повторить не могу, бог знает почему, и таким образом, жить нет сил, умереть также; куда деть себя?!!

К чему я Вам все это пишу, - не знаю, но это, как стон у страдающего, непроизвольно.

И. Левитан

Ответьте: Покровский бульвар, дом Морозовой.