|
Левитан в имении Бабкино, 1898 год
|
|
Глава третья - К солнцу
«В восемь часов вечера я пришел к Марии Павловне Чеховой...
Мы расположились за столом на веранде-балконе ее комнаты - втором этаже Дома-музея.
Традиционное «Пино-гри» и шоколадные конфеты...
На столе перед Марией Павловной лежали две, как она назвала их, сокровенные папки с письмами.
...Наибольший интерес представляли письма И.И.Левитана Марии Павловне.
«Маша», «Ma-па», «Милая, дорогая, любимая Маша» - так начинались письма Левитана».
Мария Павловна рассказала Воронцову о том, как неожиданно объяснился ей в любви Левитан у самой опушки леса, как она была испугана, ошеломлена.
«Мария Павловна вдруг остановилась. В ее глазах блестели слезы... Как-то неожиданно она оборвала свой рассказ, выпрямилась, тронула пальцами жетон с летящей чайкой, чокнулась с моим бокалом и выпила до дна остатки ароматного выдержанного «Пино-гри».
Вокруг было очень темно. Свет электрической лампочки на балконе, где мы сидели, не в силах был разорвать эту тяжелую, почему-то хочется сказать, бархатистую южную темноту.
Внизу густой темной зеленью молчал торжественно-загадочный чеховский сад.
Передо мною на столе лежали письма Левитана, которые еще некоторое время будут неопубликованы.
Собрав письма в стопки, Мария Павловна перевязала их голубыми ленточками.
Было за полночь, когда я на антресолях прощался с Марией Павловной и, как мог, благодарил ее за этот необычайный вечер воспоминаний.
Прощаясь со мной, Мария Павловна, как обычно, поцеловала меня в лоб и почти шепотом сказала:
- А вы, голубчик Евгений Андреевич, не вздумайте об этом писать в своей брошюре; я ведь вам об этом рассказала первому. И письма Левитанушки я показала только вам... никому об этом не рассказывайте... Вот умру после юбилея, тогда хозяйничайте...
Возвращался домой я по пустынным окраинным улицам Ялты. Никто не мешал мне думать о чудесном вечере, о самом сильном в мире чувстве...
(Записано в 2 часа ночи 25/VI 1953 года)».
Сохранилось только три письма Левитана к Марии Павловне. Их было значительно больше. Возможно, перед самой смертью она уничтожила дорогую тайну, со всей целомудренностью оберегая от посторонних взглядов чувство, которое пронесла через всю жизнь.
Долго хранила Мария Павловна тюбики с красками, палитры, акварельные ящички, муштабель, которые завещал ей художник, как знак высокой оценки ее живописных способностей.
У Чеховского камина
Байдарские ворота. Линейка остановилась, и пассажиры пошли гулять, любуясь ясной морской далью. Левитан поспешил отправить шуточную телеграмму в Ялту: «Сегодня жди знаменитого академика». Он ехал в гости к Чеховым и в этот же день поднялся по ступенькам нового дома.
Была зима, конец декабря. Но кто этому поверит, когда ярко светит солнце и вся семья высыпала навстречу гостю в летних костюмах.
В Москве он оставил снега и морозы. Здесь увидел зелень кипарисов и пыль на дорогах.
Антон Павлович недавно поселился в новом доме. Многое достраивалось. Даже не во всех комнатах были двери, половицы скрипели, пахло краской.
Левитан подолгу сиживал с Чеховым на веранде. Вся Ялта лежала перед ними. Они видели, как издалека подходили парусники и пароходы, как останавливались они в ялтинском порту.
Сада еще не было существовала лишь мечта о нем. На участке кое-где торчали робкие стволы деревьев, посаженные руками Чехова. Он скучал по северу и хотел на юге вырастить деревья, которые бы зимой сбрасывали листву. Вечнозеленая одежда крымских растений ему приелась.
Выглядел Левитан плохо. Тяжелый недуг уже нельзя было скрыть самой умелой маскировкой. Чехов писал тогда Шаховскому: «У нас Левитан, он в отличном настроении и пьет по 4 стакана чая». Так шутил писатель, но доктор Чехов знал, что другу очень плохо, и не переставал дивиться тому, как весел бывал Левитан, как посмеивался с гостившей в Ялте Дроздовой и пошучивал с Евгенией Яковлевной. Откуда только у этого изнуренного человека брались нравственные силы для внешней бодрости!
Сидя на тахте в нише чеховского кабинета, Левитан грустнел: обоим было нелегко. Частые покашливания Чехова не давали забыть о грозной серьезности его болезни.
Мария Павловна сияла. Левитан у них в доме не на час-другой, а пройдет еще долгих две недели, прежде чем они проводят его на пароход. Она помогала матери принимать гостя. Забежит в комнаты, послушает, о чем разговор, и - снова за свои дела.
Иногда всей компанией шли гулять на набережную. Это довольно далеко. Пока идешь вниз к морю - легко, зато возвращаться домой тяжко. Шли тихо, отдыхали. Левитан чувствовал каждый ничтожный подъем.
На набережной - толпы гуляющих. Будто весна выплеснулась на ялтинский берег. Обманутые солнцем чайки метались над морем стаями, задевая друг друга крыльями.
Писателя и художника узнавали в толпе. К Чехову ялтинцы привыкли, но художника разглядывали с любопытством.
На набережной был магазин Синани, нечто вроде клуба городской интеллигенции.
Сюда приходили врачи и литераторы, юристы и педагоги. Покупая книгу, разглядывая новый эстамп или картину, они знакомились, заговаривали, и хозяин магазина, сам небольшой художник, был участником этих бесед.
Чехов повел Левитана показывать картины и эстампы. Художник посмотрел на них и со всей откровенностью громко сказал:
- Черт возьми, какую дрянь здесь продают, - и подтверждал свое суждение убедительными доводами.
|