|
Левитан в имении Бабкино, 1898 год
|
|
Глава первая - Человек, помогай себе сам!
Третьяковская галерея
Третьяков любил заглядывать в будущее. На выставках он смотрел не только картины известных мастеров, но с особенным удовольствием угадывал талант в каком-нибудь темном, скромном этюде, повешенном под самым потолком.
Левитана собиратель приметил с первых ученических выставок. Картины запомнил, но с автором знакомство отложил. А Крамскому написал, что среди пейзажистов Московского училища ему представляется талантливым ученик Левитан.
Осенний пейзаж, показанный им на второй Ученической выставке, привлек внимание Третьякова. Он остановился возле небольшой картины, и бесконечная аллея как бы втянула его в осенний парк с пожелтевшими листьями кленов. Печаль пасмурного Дня дополнялась фигурой грустной женщины, тихо идущей на зрителя.
Безмолвие парка, одиночество человека...
Третьяков стоял уже довольно долго возле картины, и товарищи поспешили оповестить об этом Левитана. А когда владелец прославленной галереи попросил представить ему юного художника, Левитан застенчиво протянул руку.
Все совершилось очень быстро. Третьяков попросил уступить картину «Осенний день. Сокольники». Левитан словно в тумане бормотал о своем согласии, не понимая, какую цену назначил покупатель, поглощенный одной только мыслью, что его картина будет в галерее Третьякова.
И было от чего закружиться голове. Это случается не так часто: в девятнадцать лет попасть в галерею, написать пейзаж, которому найдется место в музее.
Обнимала его и плакала от радости Тереза, наперебой жали руки друзья. Левитан сам стиснул в объятиях своего друга Николая Чехова, который вписал в его пустынную аллею фигуру женщины.
Все были счастливы, улыбались, радовались тому, что этот талантливый юноша, наконец, испытал светлое мгновение, получил справедливую награду за редкий живописный дар и столь же редкую способность трудиться.
Сто рублей, полученные от Третьякова, казались огромным сокровищем, но скоро их поглотила нужда, и пришлось вновь думать о заработке.
Молодого живописца узнали в художественных кругах. Это помогло Левитану получить первый урок рисования в семье Яковлевых, любящих искусство, собирающих картины.
Он пришел, стараясь сохранять солидность, но юность проглядывала в его застенчивости, в откровенной неопытности.
По просьбе родителей Левитан рисовал портреты ученицы и ее сестры. Вместе с отцом Лены он побывал в их имении зимой, катался там на лыжах по заснеженному берегу Днепра и делал наброски пейзажей, окутанных зимними одеждами.
Однажды маленькая Лена вместе с отцом пришла к своему учителю домой. Запомнилась низкая, тесная комната, из окна которой открывался вид на крыши и небо. Это была постоянная натура, безотказно позировавшая художнику. Может быть, именно эти вынужденные штудии сделали Левитана таким несравненным истолкователем неба. Девочка увидела, какой труд отдавал ее учитель множеству этюдов. Он писал веселые облака и грозовые тучи, легкую белую россыпь и предзакатную воспаленность неба. Набросков много, они в беспорядке лежали на полу.
Ученица разглядывала их с любопытством. Это был, пожалуй, самый полезный урок из всех, какие ей посчастливилось получить. В Училище имя Левитана-младшего становилось все приметнее. Он получил за пейзаж Малую серебряную медаль, а весной 1880 года ему даже выдали деньги для поездки на Волгу.
Как он к этому стремился, как суетливо собирался: этюдник наполнялся красками, грунтовались холсты, готовились подрамники. Но тут новое несчастье: тяжело заболела Тереза. Подозревали чахотку.
Со всей отзывчивостью своего доброго сердца Левитан забыл о себе, о долгожданной поездке на Волгу. Ничто больше не существовало для него, кроме тревоги за сестру.
В ее семье - ни рубля. И Левитан тратит деньги, выданные Училищем для поездки, на лечение Терезы. Он снимает дачу в Останкино, перевозит туда сестру. Никто не мог бы более заботливо ухаживать за больной. И он вырвал ее у болезни. Тереза стала поправляться, а художник, не теряя времени, писал пейзажи Подмосковья.
Три лета подряд Левитан провел в этой дачной местности. Друзья даже в шутку прозвали это время его Останкинским периодом.
Первые встречи
Большим событием 1882 года была Всероссийская промышленно-художественная выставка. В начале лета Ходынское поле в Москве превратилось в выставочный городок с разноцветными павильонами, увенчанными то веселыми петушками, то сердитыми золотыми орлами.
Молодых художников, конечно, больше всего привлекал к себе художественный отдел выставки, где были собраны лучшие образцы русского искусства за последние двадцать пять лет: от «Явления Христа народу» Александра Иванова до «Утра стрелецкой казни» Сурикова.
Но поразительнее всего на выставке были зрители. Сотнями и тысячами тянулись сюда люди «простого звания», и это восхитило пламенного Стасова. «На выставку, - писал он в «Голосе», - нынче ходит сам народ - мужики, бабы, солдаты, фабричные - массами». «Кто бы это подумал несколько месяцев назад: на московской выставке, в воскресенье или праздник, встретишь множество - знаете даже кого? г- лапотников, которые приплелись из каких-то подмосковных мест и не побоялись заплатить пятиалтынный, чтобы побывать там, где быть им нынче нужно и интересно. Не историческое ли это событие у нас? И ведь говорят эти люди, смотрят, думают и понимать начинают. Это новая волна поднимается и идет».
В этой толпе ходил и Левитан, жадно слушая, какие картины люди громко хвалят, где весело смеются, что осуждают.
Проходя равнодушно мимо Христов и блудниц, Христов и грешниц, посетители вдруг останавливались и застывали. Перед их взорами бурлаки, напрягаясь, тянули лямку. У этой потрясающей душу картины Репина «фабричные, солдаты и лапотники» долго стояли в молчании.
|