Пока Левитан писал картину, он часто думал о своем старом учителе Саврасове. Вот кому больше всего хотелось показать свою дипломную работу! Но Саврасов исчез, на своей квартире почти не бывал, и найти его было трудно. И все-таки Левитан нашел его, привел в свою комнатушку и показал картину. Саврасов долго ее разглядывал; потом, как в былые времена, похлопал Левитана по плечу, растрепал ему волосы, повернул картину, на обратной стороне холста написал: «Большая серебряная медаль» - и быстро вышел из комнаты.
Когда Левитан представил свою картину в совет училища, совет ее не принял и в звании классного художника Левитана не утвердил. Левитану было тяжело и не потому, что задето было его самолюбие, а очень обидно стало за Саврасова, с мнением которого никто не хотел считаться. Совет профессоров предложил Левитану написать на конкурс другую картину. Левитан ничего не ответил, но решил никакой картины не писать.
Прошло довольно много времени. Левитан новой картины на конкурс не писал, а совет профессоров продолжал ждать. Наконец Левитану было заявлено, что он должен уйти из училища и получить диплом неклассного художника. Это значило, что ему дается право преподавать рисование и чистописание в учебных заведениях, и только. Но ни рисования, ни чистописания Левитан преподавать не собирался, а в самом начале 1884 года представил на двенадцатую передвижную выставку четыре картины. Одна из них - «Вечер на пашне» - была отобрана для выставки, и это, пожалуй, был более серьезный экзамен, чем картина на конкурс.
Правда, Левитан еще не стал полноправным членом Товарищества передвижных художественных выставок, а был пока только экспонентом - кандидатом в члены товарищества, но его- уже приглашали на товарищеские «среды», которые устраивались в училище. На этих «средах» бывали все московские художники-передвижники, бывали и петербургские художники, когда выставка приезжала в Москву. Это были полуделовые собрания, на них делились новостями, рассказывали о своих планах.
Двенадцатая передвижная выставка в Москве открылась 6 апреля и, как всегда, была подлинным праздником для всех москвичей. Левитан и его старший товарищ по училищу Сергей Светославский, картина которого «На берегу» также была принята на выставку, чувствовали себя на этой выставке именинниками. Оба одинаково гордились тем, что вошли в семью «великого товарищества», которое определяло тогда путь русского искусства, боролось за искусство правдивое, за его высокое гражданское назначение. Им нравилось, что передвижники с самого начала постановили быть равными, не добиваться никаких чинов и званий и соревноваться только в работе. И вот теперь уже двенадцатая выставка, на которой такие прекрасные картины, как «Не ждали» Репина, «Неутешное горе» Крамского, «Три царевны подземного царства» Васнецова, пейзажи Поленова, «Лесные дали» Шишкина... И рядом в тех же залах скромная картина Левитана: широкое, свежевспаханное поле; земля темная, сырая, тяжелая, а небо светлое, с легкими облаками. На фоне светлого неба одинокая фигура пахаря за плугом. Летят грачи. Далеко-далеко хмурые избы какой-то деревушки...
Двенадцатая передвижная выставка закрылась 9 мая 1884 года, а в конце мая Левитан вместе с товарищем по училищу, художником Василием Васильевичем Переплетчиковым, решил ехать на все лето под Звенигород в Саввинскую слободу. Там уже не раз бывали молодые художники-братья Коровины и, вернувшись, показывали чудесные этюды и рассказывали о заливных лугах, сосновых и дубовых лесах, о старом монастыре на высокой горе, о деревне, разбросанной по равнине.
Левитан и Переплетчиков приехали в слободу вечером, нашли избу, в которой обычно жили братья Коровины и другие московские пейзажисты, переночевали и на следующий день чуть свет отправились на этюды.
Утро было ясное, свежее. Левитану казалось, что никогда еще не дышал он так вольно и радостно, никогда не видел такого изумительного восхода солнца, такой сверкающей молодой листвы. На всякий случай он взял ружье: он любил охоту, весеннюю тягу, о которой даже говорить равнодушно не мог. С ним была его собака Веста - верный спутник во всех блужданиях по болотам, по опушкам и лесным просекам. Но он не писал и не охотился в это утро - ушел от Переплетчикова и весь день бродил один. Смотрел, слушал музыку леса, полей и думал о том, что утешить человека может и шум листьев, и вот эта тоненькая березка, и нежный солнечный блик на траве...
Саввинская слобода очаровала, покорила его, и он позднее приезжал сюда работать еще два раза - поздним летом и в начале осени. Все больше раскрывался ему смысл слов Саврасова, который часто говорил о том, что красоту и поэзию надо уметь видеть в самом простом и обыкновенном родном русском пейзаже. Левитан писал этюд за этюдом, и часто бурная радость какой-то находки, удачи сменялась у него минутами отчаяния, когда не удавалось поймать кистью легкое облачко, темную кору дуба, голубизну веселого весеннего неба.
В Саввинской слободе постоянно жил старый товарищ Саврасова по московскому училищу - художник-пейзажист Лев Львович Каменев. Он участвовал почти на всех выставках, и его правдивые, поэтические пейзажи пользовались большим успехом. Встречал он молодых художников не очень приветливо, не звал к себе, не показывал своих работ. И вдруг неожиданно пришел к ним сам. Все стены их избы были увешаны этюдами, этюды стояли на полу, лежали на стульях, на столе. Тут же висел и последний, только что оконченный Левитаном «Мостик. Саввинская слобода»: бревенчатый мостик через ручей, голубовато-сиреневые тени на ветхом мостике, большие стволы деревьев, за деревьями задворки изб, плетень, свалены бревна... И вся картина как бы пронизана теплым, тихим светом солнца.
Каменев долго молча стоял перед этюдом, так же молча, как-то неловко ежась, осмотрел все работы, отрывисто, почти сердито сказал: «Пора умирать нам с Саврасовым» - и ушел не прощаясь.
К концу лета 1884 года Левитан и Переплетчиков вернулись в Москву. Зима предстояла трудная, картин не покупали, и только иногда перепадала кое-какая работа в журналах, где сотрудничал Николай Чехов. Но за рисунки платили очень мало, и бедность по-прежнему мучила Левитана. «...Извини, что я так долго не присылаю денег; тому причиной страшное безденежье, безденежье до того, что я как-то не обедал кряду три дня. Думаю скоро иметь деньги; тогда, конечно, отдам», - писал он.
На помощь пришел Поленов, который предложил Левитану работу в театре, в Частной опере. Этот оперный театр основал Савва Иванович Мамонтов, человек неугомонной выдумки, большого размаха и с прекрасным художественным чутьем. Он понимал, что в оперном театре надо обращать серьезное внимание не только на музыку, пение и игру актеров, но и на художественное оформление спектакля. И когда задумал поставить первую оперу - «Русалку» Даргомыжского, - то привлек к оформлению спектакля небольшой кружок молодых талантливых художников.
"Природа живет не только внутренней, но и внешней стороной, и схватить эту жизнь во внешности может только художник. Левитан кроме привлекательной внешности в колорите схватывает и глубокие поэтические мотивы, поэтому, как художник, он выше и глубже Серова." (Киселев А.А.)