На главную     
Биография
Шедевры
Картины
Рисунки
Этюды
Фото архив
Хронология
Его письма
Цитаты

Левитан и
Нестеров


Левитан и
Коровин


Левитан
и Чехов


Ал. Бенуа
и Левитан


Пастернак
о Левитане


В.Бакшеев
о Левитане


А.Головин
о Левитане


Федоров-
Давыдов
о Левитане


Тайна
Сказка
"Озеро"
Пастели
Музеи
Книжки
Гостевая
Ссылки

Крымов о
Левитане


Чуковский
о Левитане


Паустовский
о Левитане


Маковский
о Левитане


Островский
о Левитане


Волынский
о Левитане


В.Манин

Пророкова
о Левитане


Дружинкина
о Левитане


"Золотой
Плёс"


Евдокимов
о Левитане


Н.С.Шер
о Левитане


Захаренкова


   Повесть Ивана Евдокимова об Исааке Левитане, 1930-1940

   
 

Начало

В эти годы

На Мясницкой
2 3 4 5

В мастерской Саврасова
2 3 4

Салтыковка 2 3

Сокольники
2 3 4

Обыкновенная история
2 3 4 5 6

Саввина слобода
2 3

Глухая зима 2

Максимовка 2

Бабкино 2 3 4 5

Кувшинникова

Плес 2 3 4

Три картины
2 3 4 5

На закате 2 3 4

Лунная дорога Лунная дорога

 

Был день Левитана. Над дверью в бывший курятник все любопытные прочли: "Ссудная касса купца Исаака Левитана". Купец Левитан обвинялся: в уклонении от воинской повинности, в тайном винокурении, содержании тайной кассы ссуд, в безнравственности и прочее и прочее.
И вот преступника ввели в камеру. В киселевской кладовой нашлись старинные, шитые золотом, мундиры. Антон Павлович и Киселев облачились в них. Киселев был председателем суда, Чехов - прокурором. В небольшой каморе не оставалось пустых мест. Сюда собрались все киселевские домочадцы, слуги, гости, знакомые. Они улыбались и перешептывались уже до открытия заседания. Защитник Левитана Александр Чехов, задрав высоко голову, покрытую париком с длинными волосами, важно прохаживался вдоль барьера, отделяющего публику от судейского стола. Защитник обдумывал свою речь. Он готовился яростно драться за подсудимого, подходил к нему, о чем-то спрашивал, записывая на листочке, пожимал плечами и снисходительно усмехался. Он так походил на привычного защитника, которого видел почти каждый из зрителей, что одно это хорохористое прохаживание уже смешило. Николай Чехов разыгрывал скромного дурачка-свидетеля, сидел ни жив ни мертв, не знал, куда девать руки, и наконец стал крепко держаться за стул, точно боялся свалиться с него от страха.
- Суд идет! - заорал сторож камеры, обученный Киселевым произносить эту фразу нараспев для придания особой торжественности происходящему. Антон Павлович громил Левитана, открывая за ним чудовищные злодеяния, мыслимые только в воображении. В невероятности их и был главный козырь прокурорской обвинительной речи. Публика так хохотала, что прокурора становилось не слышно. Только что сказанное, вызвавшее такое шумное удовольствие, он повторял снова, совершенно искажал, перевирал, доводя зал до исступления. Председатель суда хохотал вместе со всем" и позабывал звонить в колокольчик. Николай Чехов давал косноязычные показания, наполненные невероятным вздором. Удержаться от смеха мог только глухой. Защитник прыгал и катался по камере наподобие тяжеловесного шара. Защитник бил себя в грудь обеими руками, ерошил рыжие волосы, язвительно показывал длинным пальцем на прокурора, который безмолвным золотым истуканом застывал на своем месте. Александр Чехов говорил высокопарно, хватал за горлышко графин, чтобы налить воды в стакан, лил мимо, в забывчивости жестикулировал графином, то стаскивал с головы парик, то надевал снова. Этого было достаточно, чтобы смеяться впокатку, не говоря уж о защитительной речи. Левитан держал себя как опытный и безжалостный хищник. Он оправдывался ловко и остроумно, высмеивая председателя суда, прокурора, свидетеля и своего собственного защитника. Публика ценила остроумие художника и при особо удачных ответах рукоплескала. Суд оправдывал Левитана. Антон Павлович в ярости срывал с себя шитый золотом мундир и швырял его на председательский стол. Под мундиром на прокуроре была полосатая, как шкура зебры, жилетка. Левитан стремительно надевал брошенный мундир и, заняв место прокурора, произносил обвинительную речь против публики. Грешки водились за бабкинскими девушками, молодыми людьми, садовником Василием Ивановичем, сторожем камеры, - все знали об этом и до времени помалкивали. Теперь было кстати напомнить. Левитан умел из этого извлечь пользу. Камера неистовствовала. Шум долго не унимался. Оратора в золотом мундире качали.
Веселились порой без меры и переступали через край. Чеховы были жизнерадостнее Левитана. Неугомонные, ненасытные выдумщики и насмешники, они беспокоили Исаака Ильича больше, чем он мог выдержать. Приходил день, в который художнику начинало казаться, что дружеские насмешки, вышучивания задевают самолюбие, друзья мало уважают, забавляются над ним, не считают его равным себе. Исаак Ильич делался подозрительным, неприятным, невыносимым, придирался к каждому слову, чуждался всех, исчезал с Вестой совсем из дома и где-то пропадал подолгу. Он не на шутку мучился, выдумывая не существовавшие поводы для своих страданий. Никто не мог помочь Исааку Ильичу, пока буря в нем не утихала сама. На художника не сердились. Антон Павлович хорошо понимал, что с другом творилось неладное, что больное сердце подавало тревожные знаки, что шла будущая болезнь, что темные настроения рождались изнутри. Левитану не мешали. Его оставляли одного. Уныние проходило. Художник снова появлялся на людях бодрый, оживленный, радостный, только чуть бледный и еще более красивый. Антон Павлович, как женщина, любовался прекрасным семитским лицом друга. Жизнь в Бабкине продолжалась... Иногда они выходили на Истру с рассветом - Мария Владимировна, Левитан, Чехов с сестрой Машей.
- Сегодня будет клевать, - шептала Киселева.
- Река еще далеко, и рыбу вы вспугнете, - подхватывал Антон Павлович.
- Не говорите вперед - я суеверный. Вон Левитан еще суевернее.
- Да, - подтвердил художник. - Я заметил: если прихожу на лов и сразу опускаю в воду рыбью сажалку, ничего не выуживаю.
Левитан ступал какими-то неслышными кошачьими шагами. Он опережал товарищей.
- Исаак Ильич желает занять лучшее место, - сказал Антон Павлович, - а я предлагаю каждому встать там, где в прошлый раз он удил.
Левитан не согласился. Вдруг Чехов побежал. Художник кинулся за ним. Запыхавшись, они примчались в одно и то же время. На прежнем месте уже сидел какой-то старичок с трубкой, другое место занимал рослый парень в дырявых валенках, в одной рубахе, с засученными рукавами до локтей. На веревочных куканах у обоих рыбаков всплескивалась пойманная рыба.
- Экая досада, - прошептал Левитан.
Ветерок еле-еле тронул прибрежные кусты, набежала мелкая рябь, и река снова стала как замерзшая. Левитан быстро осмотрел небо. Оно ничем не грозило. Ни облачка, ни серой мути - предвестницы дождя, ни красных перьев в утренней заре, сулящих ветреную непогоду. Недолго жалели о занятом. Места были на выбор, удобные, рыбные.
И прошли часы, молчаливые, сосредоточенные, нарушаемые плеском бьющейся на крючке рыбы. Розовое солнце светило сзади. Левитан боялся его. Он подоткнул под шляпу носовой платок, закрывая затылок. Художник ловил плохо. Он слишком много слушал, как журчала на ближнем перекате быстрая Истра, шептался кустарник, кричали кулики, пели птицы в заливных лугах. Левитан пропускал клевки. Мария Владимировна и Чехов успевали вполголоса разговаривать о литературе, о музыке, о театре, вовремя подсекали и уже наполнили свои сажалки крупными ершами.
- Ресторанный, тестовский, - провозглашал Антон Павлович, снимая с крючка колючеперого. - Тестов по копейке заплатит за такого телка. Лейкин платит по копейке за строчку. Что выгоднее? Пожалуй, рыболовство.
Солнце припекало сильнее. Темная утренняя вода стала прозрачной до дна, покрытого желтым песком, мелким цветным гравием, причудливой узорной травкой. Река меняла краски с подъемом солнца.. Она то голубела, то все русло ее устилал золотистый фон, то в блещущую сталь заковывало широкое гладкое плесо. В деревнях просыпались. Невдалеке показалась стая ребятишек - человек десять.
Они выскочили на высокий берег против переката, на мгновение замерли, воровато огляделись и быстро начали раздеваться. В брод они пошли гуськом, высоко неся в поднятой левой руке легкую и немудрую свою одежонку.
- За перекатом глубоко, - сказал Левитан, - течение... Придется плыть... Как бы не утонули...


 следующая страница »

Извините меня за рекламу:

"Запоминать надо не отдельные предметы, а стараться схватить общее, то, в чем сказалась жизнь, гармония цветов. Работа по памяти приучает выделять те подробности, без которых теряется выразительность, а она является главным в искусстве." (Левитан И.И.)



Исаак Левитан isaak-levitan.ru © 1860-2014. Все права защищены. Для писем: hi (а) isaak-levitan.ru
Републикация или использование материалов - только с однозначного разрешения www.isaak-levitan.ru


Rambler's Top100