Лунная дорога

Левитан слушал, волнуясь. Когда-то Пушкин смотрел на эту бревенчатую плотину, с которой бросилась девушка! Плотина, наверно, была та же самая - поперечные могучие бревна отливали сизым и серым, время не зря прошло для них. Пушкин ходил вокруг, слышал такой же рассказ, думал о дочери мельника, написал "Русалку". Все это подтолкнуло Левитана к созданию картины. Может быть, иначе он бы ограничился рядовым наброском.
Пока продолжался веселый пикник, Исаак Ильич ушел окончить маленький этюд. Художник присоединился к веселящимся какой-то вдруг расцветший. Он словно помолодел, ему захотелось шуметь, кричать, петь, бегать в горелки, рассказывать анекдоты и первому хохотать над ними. Такие хорошие минуты наставали, когда Левитан находил новый, увлекающий его мотив. Радость приходила от избытка сил, от уверенности в себе, от нетерпеливого желания скорее победить и осуществить задуманное. Софья Петровна понимающе улыбнулась и сказала баронессе:
- Как хорошо, что вы припомнили эту печальную трагедию о молодом конюшем и дочери мельника. Теперь я уверена, что будет новая картина. Я немножко Левитана знаю...
- Да, да, я ее напишу, - горячо воскликнул Исаак Ильич. - И такая картина нужна. Я люблю мельницы, омута около них. Тысячи людей проходили мимо. Останавливались. Они запомнили какой-нибудь вечер возле такого омута. Запомнили неизгладимо, навсегда. Он им пригрезится снова, и люди вздыхают, может быть, жалеют прошлое, может быть, вспоминают о нем со счастливой улыбкой. Около омута ведь хочется стоять, думать, мечтать...
Через два дня к мельнице подъехала тележка. На козлах сидел Исаак Ильич. Кувшинникова барежно везла огромный подрамник с свеженатянутым холстом. И так началось ежедневное паломничество к омуту. Рано утром "икона", как прозвали ее местные жители, прибывала на неизменной тележке. Ездили за несколько верст, по пыльной дороге; этюд закутывали простынями. Левитан работал целый день. Обратно отправлялись вечером с последними солнечными лучами, чтобы не застала ночь в пути. Софья Петровна еще бережнее держала "икону". Тележка ездила туда и обратно неделю. Наконец Исаак Ильич дописал этюд. (Галерея живописи великих художников: Нико Пиросманашвили.)

Собственное помещение на даче у Левитана было мало и неудобно. Художник не хотел дать себе остынуть. Так с ним бывало. По какому-либо случаю внутреннее напряжение рассеивалось, и вещь оставалась подолгу не завершенной. На помощь ему отвели под мастерскую большой зал в старинном доме.
Здесь, почти не покидая помещения, Левитан долго, упорно искал лучшего из выражений, постоянно менял, бросал одно, принимался за другое, пока наконец не положил кистей и не подписал картины, назвав ее "У омута". Левитан создал исключительной силы поэтическое произведение. Оно из таких же счастливых художественных находок, как и пушкинская "Русалка". Этим летом Исаак Ильич мог быть доволен. Вскоре после картины "У омута" появился такой яркий и типичный для русского лесного пейзажа "Лесистый берег". Познание русской природы стало глубже, разнообразнее, обобщеннее.
Следующая вещь была и значительнее и удачнее. Это знаменитая картина - "Владимирка". Многие из товарищей и друзей-художников считали ее лучшим, что создал гений Левитана. Он сам и не предполагал, что так может случиться. Находки мотивов у всякого пейзажиста чаще всего случайны. Таков материал его искусства. Исаак Ильич не думал писать "Владимирки". Он случайно наткнулся на тему и увлекся ею.
Однажды после охоты близ городка Болдино Владимирской губернии, имения Сушнева, Левитан и Кувшинникова вышли на незнакомую дорогу. Охотники заблудились. Был предосенний вечер, серенький, теплый. На огромную открытую равнину спустилась беспробудная тишина. Дорога тянулась белой, вытоптанной, обкатанной полосою к далекому, еле синеющему краю земли. Перелески, низкие кустарники, редкие высокие деревья, словно озирающие и сторожащие безмолвную равнину, кое-где обступили вечернюю дорогу. Вдали потихоньку ковыляли две старухи богомолки с сумками за плечами. Левитан и Кувшинникова присели у деревянного придорожного голубца с выцветшей иконкой. Поставленный в древние времена, никем не опекаемый более, голубец покосился, был ветхий, едва держался на одной ноге, крашенной когда-то прозеленью. Чем-то поэтическим, уютным, заботливым веет от таких неизвестно кем сооруженных дорожных вех. Левитан потрогал старое дерево, осторожно постучал по нему, и внутри голубца зашуршала, осыпаясь, гнилая труха. Исаак Ильич достал карандаш, бумаги не нашли в карманах ни Левитан, ни Кувшинникова.
- Разве вынуть из патрона и разгладить, - серьезно сказал Исаак Ильич. - Кажется, я делал пыжи из чистых клочков.
Софья Петровна засмеялась, подумала, просияла и полезла в сумочку с провиантом. Там оказался в продолговатой коробочке дамский надушенный носовой платок. Левитан нежно и благодарно взглянул на догадливую подругу. На двух сложенных вместе ягдташах с тетерками и утками Исаак Ильич разложил платок, Кувшинникова его подержала за концы, и карандаш быстро силуэтом зарисовал голубец.
- Все в кладовушку, - пошутила Софья Петровна, - хотя, наверно, и не понадобится этот дорожный пустяк.
- Места для него надо немного, - как будто даже обиженно заметил художник.
Они присмотрелись к чужому полю, куда еще никогда не забредали, глянули во все стороны и увидели вдали дуб и две ветлы у мостика через крохотную безымянную речку. Отсюда шел проселок к Городку, почти до самого дома заблудившихся охотников. Они перестали беспокоиться. Охота дала много радостей, удовольствия, хороших минут. Левитан и Кувшинникова приятно устали. Надвигался вечер, но не хотелось вставать и снова идти. Спокойная, величественная равнина направо и налево, ненарушимая тишина на ней, теплынь, запах созревших хлебов и яблок, мягкие сумерки - все это действовало на душу, как убаюкивающая колыбельная, и природа казалась ласковой, уютной, прекрасной.
Левитан сидел, привалясь спиной к голубцу, и задумчиво следил за медленно удаляющимися богомолками.
- В природе, - вдруг ответил он собственным мыслям, - больше всего меня поражает великая, живая, я это чувствую, почти таинственная мудрость, бесконечная красота всего, потрясающие законы соотношения частей. Природа не терпит ничего безобразного. И его в ней нет. Посмотрите, рядом с нами ничего мертвого, все дышит, живет, понимает. Оно волнуется в бурю, зябнет в снегу, задумалось сейчас спокойным вечерком, отдыхает от солнца, ветров, гроз. Оно прилегло, как и мы... Сокровенная большая жизнь...
Богомолки шли и шли, подпираясь домодельными, деревенскими клюшками. Старухи становились меньше, словно с каждым шагом вперед убавлялись в росте, ноги у них уходили в землю. Рядом с перелеском богомолки походили на цаплей, что стоят по вечерам на отмелях как черные столбы. Дорога стала темнеть. Посуровели поля. Тихая вечерняя прелесть исчезла. Ее сменяло более резкое, строгое, грустное...
- Постойте, - вдруг громко сказал Левитан, вспомнив, что это за дорога, где они сидели. - Да ведь это же старое Владимирское шоссе! Это Владимирка! Та самая Владимирка, по которой гонят на каторгу, в Сибирь, тысячи несчастных людей. Гонят уже больше ста лет. Помните, как в песне:

Спускается солнце за степи,
Вдали золотится ковыль,
Колодников звонкие цепи
Взметают дорожную пыль...