|
Лунная дорога
|
|
Левитан слушал, волнуясь. Когда-то Пушкин смотрел на эту бревенчатую
плотину, с которой бросилась девушка! Плотина, наверно, была та же самая -
поперечные могучие бревна отливали сизым и серым, время не зря прошло для
них. Пушкин ходил вокруг, слышал такой же рассказ, думал о дочери мельника,
написал "Русалку". Все это подтолкнуло Левитана к созданию картины. Может
быть, иначе он бы ограничился рядовым наброском.
Пока продолжался веселый пикник, Исаак Ильич ушел окончить маленький
этюд. Художник присоединился к веселящимся какой-то вдруг расцветший. Он
словно помолодел, ему захотелось шуметь, кричать, петь, бегать в горелки,
рассказывать анекдоты и первому хохотать над ними. Такие хорошие минуты
наставали, когда Левитан находил новый, увлекающий его мотив. Радость
приходила от избытка сил, от уверенности в себе, от нетерпеливого желания
скорее победить и осуществить задуманное. Софья Петровна понимающе
улыбнулась и сказала баронессе:
- Как хорошо, что вы припомнили эту печальную трагедию о молодом
конюшем и дочери мельника. Теперь я уверена, что будет новая картина. Я
немножко Левитана знаю...
- Да, да, я ее напишу, - горячо воскликнул Исаак Ильич. - И такая
картина нужна. Я люблю мельницы, омута около них. Тысячи людей проходили
мимо. Останавливались. Они запомнили какой-нибудь вечер возле такого омута.
Запомнили неизгладимо, навсегда. Он им пригрезится снова, и люди вздыхают,
может быть, жалеют прошлое, может быть, вспоминают о нем со счастливой
улыбкой. Около омута ведь хочется стоять, думать, мечтать...
Через два дня к мельнице подъехала тележка. На козлах сидел Исаак
Ильич. Кувшинникова барежно везла огромный подрамник с свеженатянутым
холстом. И так началось ежедневное паломничество к омуту. Рано утром
"икона", как прозвали ее местные жители, прибывала на неизменной тележке.
Ездили за несколько верст, по пыльной дороге; этюд закутывали простынями.
Левитан работал целый день. Обратно отправлялись вечером с последними
солнечными лучами, чтобы не застала ночь в пути. Софья Петровна еще бережнее
держала "икону". Тележка ездила туда и обратно неделю. Наконец Исаак Ильич
дописал этюд.
(Галерея живописи великих художников: Нико Пиросманашвили.)
Собственное помещение на даче у Левитана было мало и неудобно. Художник
не хотел дать себе остынуть. Так с ним бывало. По какому-либо случаю
внутреннее напряжение рассеивалось, и вещь оставалась подолгу не
завершенной. На помощь ему отвели под мастерскую большой зал в старинном
доме.
Здесь, почти не покидая помещения, Левитан долго, упорно искал лучшего
из выражений, постоянно менял, бросал одно, принимался за другое, пока
наконец не положил кистей и не подписал картины, назвав ее "У омута".
Левитан создал исключительной силы поэтическое произведение. Оно из таких же
счастливых художественных находок, как и пушкинская "Русалка".
Этим летом Исаак Ильич мог быть доволен. Вскоре после картины "У омута"
появился такой яркий и типичный для русского лесного пейзажа "Лесистый
берег". Познание русской природы стало глубже, разнообразнее, обобщеннее.
Следующая вещь была и значительнее и удачнее. Это знаменитая картина -
"Владимирка". Многие из товарищей и друзей-художников считали ее лучшим, что
создал гений Левитана. Он сам и не предполагал, что так может случиться.
Находки мотивов у всякого пейзажиста чаще всего случайны. Таков материал его
искусства. Исаак Ильич не думал писать "Владимирки". Он случайно наткнулся
на тему и увлекся ею.
Однажды после охоты близ городка Болдино Владимирской губернии, имения
Сушнева, Левитан и Кувшинникова вышли на незнакомую дорогу. Охотники
заблудились. Был предосенний вечер, серенький, теплый. На огромную открытую
равнину спустилась беспробудная тишина. Дорога тянулась белой, вытоптанной,
обкатанной полосою к далекому, еле синеющему краю земли. Перелески, низкие
кустарники, редкие высокие деревья, словно озирающие и сторожащие безмолвную
равнину, кое-где обступили вечернюю дорогу. Вдали потихоньку ковыляли две
старухи богомолки с сумками за плечами. Левитан и Кувшинникова присели у
деревянного придорожного голубца с выцветшей иконкой. Поставленный в древние
времена, никем не опекаемый более, голубец покосился, был ветхий, едва
держался на одной ноге, крашенной когда-то прозеленью. Чем-то поэтическим,
уютным, заботливым веет от таких неизвестно кем сооруженных дорожных вех.
Левитан потрогал старое дерево, осторожно постучал по нему, и внутри голубца
зашуршала, осыпаясь, гнилая труха. Исаак Ильич достал карандаш, бумаги не
нашли в карманах ни Левитан, ни Кувшинникова.
- Разве вынуть из патрона и разгладить, - серьезно сказал Исаак
Ильич. - Кажется, я делал пыжи из чистых клочков.
Софья Петровна засмеялась, подумала, просияла и полезла в сумочку с
провиантом. Там оказался в продолговатой коробочке дамский надушенный
носовой платок. Левитан нежно и благодарно взглянул на догадливую подругу.
На двух сложенных вместе ягдташах с тетерками и утками Исаак Ильич разложил
платок, Кувшинникова его подержала за концы, и карандаш быстро силуэтом
зарисовал голубец.
- Все в кладовушку, - пошутила Софья Петровна, - хотя, наверно, и не
понадобится этот дорожный пустяк.
- Места для него надо немного, - как будто даже обиженно заметил
художник.
Они присмотрелись к чужому полю, куда еще никогда не забредали, глянули
во все стороны и увидели вдали дуб и две ветлы у мостика через крохотную
безымянную речку. Отсюда шел проселок к Городку, почти до самого дома
заблудившихся охотников. Они перестали беспокоиться. Охота дала много
радостей, удовольствия, хороших минут. Левитан и Кувшинникова приятно
устали. Надвигался вечер, но не хотелось вставать и снова идти. Спокойная,
величественная равнина направо и налево, ненарушимая тишина на ней, теплынь,
запах созревших хлебов и яблок, мягкие сумерки - все это действовало на
душу, как убаюкивающая колыбельная, и природа казалась ласковой, уютной,
прекрасной.
Левитан сидел, привалясь спиной к голубцу, и задумчиво следил за
медленно удаляющимися богомолками.
- В природе, - вдруг ответил он собственным мыслям, - больше всего
меня поражает великая, живая, я это чувствую, почти таинственная мудрость,
бесконечная красота всего, потрясающие законы соотношения частей. Природа не
терпит ничего безобразного. И его в ней нет. Посмотрите, рядом с нами ничего
мертвого, все дышит, живет, понимает. Оно волнуется в бурю, зябнет в снегу,
задумалось сейчас спокойным вечерком, отдыхает от солнца, ветров, гроз. Оно
прилегло, как и мы... Сокровенная большая жизнь...
Богомолки шли и шли, подпираясь домодельными, деревенскими клюшками.
Старухи становились меньше, словно с каждым шагом вперед убавлялись в росте,
ноги у них уходили в землю. Рядом с перелеском богомолки походили на цаплей,
что стоят по вечерам на отмелях как черные столбы. Дорога стала темнеть.
Посуровели поля. Тихая вечерняя прелесть исчезла. Ее сменяло более резкое,
строгое, грустное...
- Постойте, - вдруг громко сказал Левитан, вспомнив, что это за
дорога, где они сидели. - Да ведь это же старое Владимирское шоссе! Это
Владимирка! Та самая Владимирка, по которой гонят на каторгу, в Сибирь,
тысячи несчастных людей. Гонят уже больше ста лет. Помните, как в песне:
Спускается солнце за степи,
Вдали золотится ковыль,
Колодников звонкие цепи
Взметают дорожную пыль...
|
