На главную     
Биография
Шедевры
Картины
Рисунки
Этюды
Фото архив
Хронология
Его письма
Цитаты

Левитан и
Нестеров


Левитан и
Коровин


Левитан
и Чехов


Ал. Бенуа
и Левитан


Пастернак
о Левитане


В.Бакшеев
о Левитане


А.Головин
о Левитане


Федоров-
Давыдов
о Левитане


Тайна
Сказка
"Озеро"
Пастели
Музеи
Книжки
Гостевая
Ссылки

Крымов о
Левитане


Чуковский
о Левитане


Паустовский
о Левитане


Маковский
о Левитане


Островский
о Левитане


Волынский
о Левитане


В.Манин

Пророкова
о Левитане


Дружинкина
о Левитане


"Золотой
Плёс"


Евдокимов
о Левитане


Н.С.Шер
о Левитане


Захаренкова


   "Золотой Плес". Повесть Николая Смирнова об Исааке Левитане

   

 
1 - 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 - 11 - 12 - 13 - 14 - 15 - 16 - 17 - 18 - 19 - 20 - 21 - 22 - 23 - 24 - 25 - 26 - 27 - 28 - 29 - 30 - 31 - 32 - 33 - 34 - 35 - 36 - 37 - 38 - 39 - 40 - 41 - 42
Золотой Плес Золотой Плес. 1889

 
Художнику не чуждо известное любование русскими религиозными обрядами. Служба в старой часовенке, па-пример, глубоко растрогала его своей древней простотой, чувством интимного соединения с вековым русским прошлым. Радостно взволновала его своим зеленым языческим таинством и троицкая обедня, которую он слушал однажды вместе с Софьей Петровной. В случайно сохранившихся письмах художника встречается иногда и обожествление природы.
Однако все это - только проявления эстетического порядка.
В «Тихой обители», как и в повторяющем ее «Вечернем звоне», а затем в более поздней картине «Над вечным покоем», отразились именно эти настроения. Отразилась в них, в этих картинах, и та струя грусти, которая часто пронизывала несколько женственную, хотя в итоге и крепко волевую, натуру художника.
«Золотой Плес» внутренне вынашивался художником бережно и долго.
Исаак Ильич часто бродил по вечерам в подгородном, лесу. Он поднимался на горы, в их хвойную сушь, вглядывался в простор Заволжья, потом спускался вниз, в долину, где над ручьем лазурной порошей цвели незабудки.
Он шел вдоль ручья, обрывая цветы, выходил к пруду, смотрел на мрачный купеческий дом. В окне иногда появлялась Елена Григорьевна, привычно, со скукой оглядывала сосны, долину, пруд.
Софья Петровна сумела все же познакомиться с ней, и Исаак Ильич многое знал о ее жизни, так напоминавшей знакомые страницы русских романов.

«Золотой Плес» в значительной мере написан с натуры. Художник писал его с отлогой Холодной горы, соседней с той, на которой стояла древняя часовенка.
Работая над этой картиной, Левитан временно отрешился от всех дум и чувствований. Он хотел высказать в ней все, что дало ему это волжское лето, этот старый Плес, - душевное спокойствие, отдых, новую (и, может быть, последнюю) вспышку нежной дружбы к Софье Петровне, новый прилив любви к ненаглядной Земле.
Он работал утром и вечером - сидел и сидел перед своим треножником на горе в невозмутимом творческом уединении. Жаркий ветер расшевеливал волосы, вздувал на спине бархатную, сплошь цветную от красок, блузу, навевал на лицо крепкий загар. Отдыхая, художник ложился на землю, вниз лицом, вдыхал ее перегретый, шоколадно-ржаной запах, слушал колокольный гул шмеля над цветком, чувствовал на щеке сыроватую остроту травы, атлас ромашки, напоминавший беспомощную ласковость детских губ. Он закрывал глаза и в радужной темноте видел по-прежнему то, от чего отрывался лишь физически, - бесконечный потоп света на своей картине.
Дни, когда он писал «Золотой Плес», стояли сухие и светлые. Никого не было вокруг, только пятнистые козы бродили, ощипывая траву, по взгорьям, и внизу, в долине, по дороге, уводящей на старообрядческий погост, на «Зеленье», проходила изредка какая-нибудь женщина в черном платке - постоять у родной могилы, земно поклониться роду отцов своих...
Легкая мгла, прозрачность и тонкость тумана - основное в «Золотом Плесе». Картина построена как бы на спирали, развернутой в беспредельность. Это - самая широкая и свободная из всех картин художника. Чувство простора нигде не дано им с такой стремительностью, как на этой картине. Неотразимо и ее красочное очарование. Оно - в нерасторжимом единстве замысла, формы и выполнения, в той глубочайшей лиричности, которая исходит, однако, не из восторженности, а из чувства меры, вкуса, из требований необходимой художественной объективности.
Каждый художник в той или иной степени проявляет в творчестве себя, свой внутренний мир. Однако он никогда не должен субъективировать его. Он должен в то же время избегать и другой крайности - того объективизма, когда место искусства занимает фотография. Обобщение, правдивость (не исключающая романтики), предельная наполненность жизнью, теплом, за которыми чувствуется и видится, хотя и не бросается в глаза, лицо художника, - таково основное требование искусства.
Все это полностью отражено в «Золотом Плесе», как бы вытканном из вечернего света.
Это - вечер, когда после заката в воздухе долго бродит тепло - запах сена, ржей, полыни, зреющих яблок; когда в небе еще не проступили, но уже чувствуются звезды и далеко-далеко слышен крик запоздалой чайки.
На Волге - тишина, ни одной лодки не видно в ее просторе, где так неуловимо мешаются, дышат, вздрагивают и перебегают закатные и теневые цвета - бирюза и тушь, багрянец и зелень.
Тихо и пусто на горах, ни одного огня в окнах: полусвет, чуткое спокойствие, золоченая дремота. И во всем - и в запахах, и в звуках, и в самой неподвижности - теплота, жизнь, счастье.
Картина действительно обобщала все те впечатления и чувствования, которые дало художнику лето. Она была его родственно-сыновним даром Волге, по-матерински успокоившей и согревшей его.

Глава десятая

Левитан даже во время самой напряженной работы не переставал замечать все происходящие вокруг изменения. Он с грустью уловил и наступление той поры, когда сквозь пышную зелень и щедрый солнечный жар вдруг неожиданно ощущается еще отдаленная, еще незримая, но уже явственная осень.
Вдруг, в одну ночь, пропали стрижи, без устали, стрела за стрелой, гудевшие над городскими колокольнями. Они унесли звонкость лета, его младенческую веселость. По вечерам наплывал откуда-то знобящий ветерок. Похолодела вода на Волге, будто ее и впрямь остудил какой-то небывалый олень, опускающий, по народному поверью, на исходе лета в речную глубину свои витые рога. В полях давно уже не было ржей, зажинки которых Исаак Ильич наблюдал во время поездки на остров. Снопы, приют вяхирей, возили на гумна: скоро шумно замолотят цепы, и над овинами встанет горький хлебный дымок. Полевые цветы отцветали, зрел, сох, чуть потрескивал горох на огородах. Оранжевые подсолнечники клонились от тяжести зерен. В сады уже залетали, рассыпчато и весело шумели на рябинах первые дрозды.
Прошла, отшумела летняя ярмарка с неизменными каруселями и качелями, с размалеванным балаганом, с петрушкой, с бесконечными крестьянскими возами, с черными и грустными цыганами, с трагическим воплем шарманки, перед которой то ходила на руках, то медленно н страстно танцевала девочка-мадьярка, столь тонкая и легкая, что с трудом могла держать тяжесть своих кос.
Потом весь купеческий город двинулся в отъезд - к старому веселому Макарию. Из кладовых вынимались ковровые и кожаные саквояжи, пеклись целые горы всяких ситников, «кокурок», подорожников. Купцы по-детски радовались свободе.


 следующая страница »

Извините меня за рекламу:

"Великий труженик, великий мастер, он каждодневно совершенствовался - ему всегда казалось, что можно сделать лучше, он волновался и мучился... Великий поэт природы, до конца почувствовавший неизъяснимую прелесть слова "родина", он в картинах своих сумел передать любовь к ней, не приукрашенную ничем, прекрасную в своей непосредственности." (Юон К.Ф.)



Исаак Левитан isaak-levitan.ru © 1860-2014. Все права защищены. Для писем: hi (а) isaak-levitan.ru
Републикация или использование материалов - только с однозначного разрешения www.isaak-levitan.ru


Rambler's Top100